Она смотрела на меня иногда, улыбалась… вот этой самой ох***ой улыбкой, от которой меня бросало в холодный пот, окутывала запахом, убивала равнодушием, резала на живую, обнимая моего отца и подкладывая ему в тарелку клубнику со сливками, а тот…он был счастлив, не замечая, как я поджариваюсь живьём в собственной одержимости. Иногда отец целовал ее в шею и что-то шептал на ухо.
Семейная вечеринка, мать их так. Понаехали друзья отца, пресса, Олины родители, наша дальняя родня. Я тихо трогался мозгами. Они закипали и плавились, а постоянные прикосновения Оли к моей ладони, ее возбуждённый шёпот и блестящие от радости глаза заставляли чувствовать себя полным идиотом, который вляпался в дебильный фарс. Только пути назад уже нет, будущий тесть вовсю хвастался купленными подарками, ключи от тачки подарил, похлопывал меня по-отечески по плечу. Дьявол, год назад я бы был не просто счастлив, а летал на седьмом небе, ведь Оля мне нравилась, я привязался к ней, уважал. Теперь же она казалась мне пресной, невкусной, серой. Я ее поломаю и вытру об нее ноги. Я уже ломал, когда грубо трахал по ночам, стараясь достигнуть разрядки и, не получая, зверел, сдавливая мягкое тело со злостью, яростью, подхлёстываемый жгучей ревностью. Потом она плакала, свернувшись калачиком в углу постели, а я жалел. Ласкал ее языком, нежно гладил, доводил до оргазма и уходил др***ть в ванную. Убогий и жалкий недоносок, вымещающий свою злость на той, кто меня по-настоящему любил. Меня скручивало от мысли, что придется постоянно жить с ней под одной крышей, хотя, несомненно, именно эта женщина заслуживала счастья. Только я уже был болен, заражён смертельным вирусом. Отравлен ядом. Кукла – моя неизлечимая болезнь, разрастающаяся опухоль, которая скоро сожрёт мне мозги.
Но до этого вечера я ещё не переступил за грань, за тонкую черту, где уже не будет дороги назад.
Я до сумасшествия не понимал эту маленькую дрянь, она оставалась непроницаемой загадкой. В ней жил сам дьявол и в тот же момент иногда… очень редко я видел в ней ребёнка. Испуганную девочку, ту самую, которую нашёл когда-то в дождь на детской площадке и нёс на руках домой, ту самую, которая говорила, что боится грозы и вздрагивала от блеска молнии, кутаясь в одеяло у меня на балконе.
В какой-то момент всеобщего веселья, когда все уже напились до чертей и танцевали «грязные танцы» в просторной зале под живую музыку, она пропала. Я всегда остро чувствовал как ее присутствие, так и отсутствие, словно образовывалась пустота и тянула мне нервы, погружая в депрессию. Я искал ее взглядом и не находил. Отец беседовал с родителями Ольги, моя невеста хвасталась кольцом перед подругами и весело хохотала, потягивая шампанское. После того, как я подарил ей кольцо, она забыла о Кукле и теперь была занята поздравлениями, принятием подарков от друзей и подруг, а я, черт возьми, даже не помнил, какого цвета была коробка и сколько стоил долбаный подарок.
Просто как идиот высматривал в толпе свою мачеху. Ревниво, до скрежета в зубах искал ее, и психовал, накручивал себя. Зная эту маленькую сучку, я бы не удивился, если она где-то за углом флиртует с одним из этих расфуфыренных мудаков, которые жадно пожирали ее взглядами, уводили танцевать, говорили комплименты. Бл***ь, почему отец не ревнует? Почему не ходит за ней тенью? Это его жена! Так пусть присматривает за ней! Не заметить ее этим вечером было очень трудно. Только она могла в одежде казаться более раздетой, чем если бы вышла в эту залу голой. Каждый шаг, каждое движение наполнено сексом, неприкрытым соблазном, или это я повёрнутый на ней идиот. Меня возбуждало, даже когда Кукла просто поправляла волосы за ухо, держала вилку тонкими пальцами, курила сигарету или просто делала глоток из бокала.
Я нашёл ее… не знаю, как. Нюхом того самого голодного зверя, который всегда идёт по следу своей самки. Потому что она принадлежала мне.
Когда я толкнул дубовую дверь кабинета, Кукла вздрогнула и резко обернулась.
– Ты напугал меня, – выдохнула и закрыла ящик стола, – что тебе надо?
Я не знаю, почему именно сейчас мне сорвало крышу окончательно. Вот это ее равнодушное: «что тебе надо», или бешено вздымающаяся грудь под тонким кроваво-красным платьем, или взгляд, подёрнутый дымкой?
– Не смей, – прошептала очень тихо, когда сделал шаг вперёд – она даже не пошевелилась. Так и стояла посреди кабинета, свет настольной лампы освещал ее сзади, и я видел, как тяжело она дышит.
– Не сметь что? – я подошёл вплотную, склонился к ней, чувствуя, как комната вращается вокруг нас. Кукла закрыла глаза. Какая правильная кличка…идеальная для неё. Фарфоровая кукла, слишком красивая, чтобы быть настоящей, бездушная, бессердечная.
– Ты следишь за мной? – еле слышно, но я бы угадал по губам, потому что смотрел именно на них…и в голове нарастал рёв.
Я чувствовал, как меня раздирает на части от дикого желания разложить ее прямо на этом столе, закинуть ноги себе на плечи и врезаться до упора, до боли, до крови.