Unknown

- Короче, сплю я, сплю… И снится мне, будто из под печки (у нас польская такая печка, с конфорками) вылезает таракан. Обыкновенный таракан, довольно большой… И говорит человеческим голосом: “Хе-хе! Ваш всеми обожаемый Светоч Нравственности и Камертон Хорошего Вкуса был любовником всеми ненавидимого Злобного Чудища! Оттого ему и можно было все, что другим нельзя!”

Я, конечно, пришел в ужас и кричу: “Заткнись, тварь подколодная! Как ты смеешь хаять самое лучшее, что у нас когда-то было и покинуло нас! Сколько уж лет без него мы блуждаем во тьме!” А сам газетой его – хрясь! Но только чашку на комоде разбил. А тварюга как шмыгнет под холодильник и оттуда : “Хе-хе! А Злобное Чудище было, хи-хи, вашего Светоча!”

Я тогда говорю Егору этому:

- Егор Семеныч, сон ваш, конечно, нехороший. Очень нехороший. А вы не спросили у таракана своего, кого он, собственно, имеет в виду? Много их у нас было, этих светочей… Насчет чудища тоже непонятно, какого оно было пола и чем занималось…

Он трясется весь и отвечает:

- Спросил, еще как спросил! А таракан этот сволочной как запищит из-под холодильника: “Зачем спрашиваешь, дурак, если сам знаешь!” Вот тут-то я и проснулся…

- Да, - говорю, - Егор Семеныч… Это вам не хухры-мухры… Дело серьезное! Придется вам на него написать, куда следует. Дадут ему двушечку, а тараканы сколько живут? Вот он и сдохнет там в тюрьме. И поделом! Нечего хаять всеми обожаемого…

Тут Егор возмущаться начал:

- Как это двушечку! А где этот таракан живет, вы подумали? У меня в голове! Это что же такое получается – мне тоже в тюрягу вместе с ним? Да, вы уж посоветовали – так посоветовали, Борис Терентьич! Не ожидал от вас!

- Успокойтесь, Егор Семеныч, - говорю ему, - не торопитесь расстраиваться. У меня в квартире знаете, сколько тараканов живет? Я вам выберу самого жирного и принесу в коробочке. Вот на него вы и заявите…

Он тут сомневаться начал:

- А вдруг ваш не сознается?

- Зря вы так думаете, Егор Семеныч дорогой. У них там все сознаются. Прищемят ему чего-нибудь как следует – заговорит, как миленький.

Ну, он благодарить меня начал:

- Все-таки, вы, Борис Терентьич, голова! Сам бы я никогда до такого не додумался. А времена сейчас непростые, ох, непростые. Подстраховаться, так сказать, не мешает… Лишь бы только этот ваш не начал болтать там лишнего...

Я его опять успокаиваю:

- Эх, Егор Семеныч! Так уж устроен этот мир, что всем нам приходится порой рисковать жизнью. Будьте мужчиной!

2013

ПРИЗВАНИЕ

- А что, Валерий Петрович, - говорим мы, набравшись наглости, - не хотелось вам в молодости прославиться?

Он отвечает и честно в глаза всем смотрит:

- Вот, представьте, не хотелось. Хотелось состояться. Понимаете? Вот как сказал поэт один:

“Неужто я не выйду,

Неужто я не получусь?”

Ну он, значит, состоялся, а я вот нет… А славы просто так, уж поверьте, не хотелось. Другое дело, если заслуженная, - тогда я не против, пусть будет.

Ну, нам интересно, мы снова спрашиваем:

- А расскажите все-таки, как вы пытались… Вдруг нам для чего-нибудь пригодится…

Он говорит:

- Пожалуйста, мне не жалко. Вот в молодости хотел я поэтом стать, но не получилось. Не всем же поэтами быть. Некоторым не дано. А ведь стихи только кажется, что просто писать. Нужно и рифму какую-нибудь новую найти, не все же старыми рифмами пользоваться. И тему какую-то подобрать подходящую, волнующую… Короче, договорился я о встрече с редакторшей там одной, прихожу в редакцию, показываю ей свои творения… Редакторша прямо при мне читает:

“На пути моем одни ухабы,

А на них откормленные жабы…”

Прочла и говорит мне грустным голосом: “Стихи ваши, Валерий Петрович, может быть, и неплохие для начинающего – хотя вы, как я вижу, человек в возрасте. Но напечатать их мы все равно не сможем. Почему? А вы посмотрите на нашего главного – у него нарушение обмена веществ и он так располнел, что в дверь еле проходит. Так он сразу на себя подумает!”

Я говорю ей: “Да разве это препятствие? Это ж легко исправить. Давайте заменим ‘откормленные’ на ‘завистливые’ - и будет ажур!”

Она почему-то погрустнела еще больше и говорит шепотом: “Так он тем более на себя подумает… Кстати, вот он идет. Могу вас познакомить…”

Ну, я собрал быстренько свои манатки и смылся оттуда.

Вот так и не стал я поэтом, хотя некоторые говорят, мол, писал бы “в стол”, для потомков. Но это не для меня, конечно. Если я что-то делаю, то должен видеть, что приношу людям пользу. А “для потомков” – это все глупости, сказочки для дурачков…

И в результате – не состоялся я, как вот тот поэт сумел. И прожил свою жизнь без высокого служения чему-то такому… Хотя одно время , честно вам скажу, был в этой жизни незаменим и достиг в своей профессии совершенства…

Тут Васька говорит:

- Извините, Валерий Петрович, а что у вас за профессия-то была?

Мы на Ваську, конечно, зашикали – как не стыдно и так далее. Но Валерий Петрович не обиделся и отвечает: