Unknown

— Скажи это, Фэй. — Его хватка крепче сжала мою талию, ногти врезались в мою кожу. — Скажи это и оно твое. — Мои глаза зациклились на коксе, который хотелось так сильно. Сладкий наркотик, что бы утащить меня. Он мог бы спасти меня из реальности на несколько мгновений. И вот, что я хотела. Нуждалась.

Не говори слово.

— Папочка, — я застонала.

— Блядь, да. Это моя девочка. Возьми ее. — Его голос был где-то между стоном и рыком, грохоча напротив моей кожи. Самые сладкие слова, которые я когда-либо слышала.

Я наклонилась, засовывая два пальца, грубо зажимая кровоточащую половину носа, и уткнулась носом вниз по линии. Я не колебалась. Не нежилась в блаженную минуту отчаяния перед всасыванием дозы в мое тело. Я просто вдохнула и приняла все, сладкий и горький рай, который я искала. И тогда мое тело вспыхнуло — как будто долбаный вулкан взорвался, разрушающий оргазм прошел через меня, пока препарат обжигал мой нос, мое тело, черт возьми, мне было это очень даже по душе. Мне казалось, я разрушаюсь на кусочки, мурлыкая снова и снова.

И тогда я услышал его стон, звук, такой знакомый, что мне захотелось прильнуть к нему и оттолкнуть его сразу подальше. Я приподнялась на слабых руках и посмотрела в зеркало, встречаясь глазами с женщиной, которая смотрит назад. Я не знала, кем она была, эта кровавая наркоманка, которая только что кончила на члене ее отчима, приняв линию кокса.

Она была незнакомкой. И я желала бы оставить ее там, в ванной с кровью и препаратами, и с членом, который был внутри нее. Но я знала, что не могла. Это была моя незнакомка. Мой демон. Я.

Глава 5.

Я смотрела в окно на темнеющее небо, наблюдая за горизонтом Далласа. Я была опустошена вся сразу, с тех пор, как вышла из ванной и присоединилась к реальному миру снова. Мир, в котором моя мать умерла и моя семья была внизу в трауре по ней. Люди, которые никогда не узнали бы, что я сделала, находясь в ванной вверх по лестнице.

Я умылась, чтобы привести себя в приличный вид, хотя это не особо получилось. Я знала, что была похожа на ад. Я был в аду, так что не было никакой возможности избежать его. Разговоры, которые имели место после всего этого, слились в одно целое. Может быть, это был кокаин, сладкий наркотик, который нес меня через оставшуюся часть дня, делая все нереальным. Это все казалось невозможным, не знаю. То, что дом не перевернулся от тяжести моих грехов, от нечистот, которые пристали к моей коже.

— Ты в порядке?

Я взглянула на Ретта. Он сел на водительское сиденье рядом со мной. Сара ушла домой пораньше, поймав попутку, оставив меня ехать домой вместе с Реттом в одиночестве.

— Да, верно.

Он кивнул.

— Да... тяжелый день. — Огонь и ненависть, что были в его глазах раньше, не было. Я фыркнула. — Это ты мне говоришь.

Мы оба были спокойны несколько минут. Я позволяю молчанию просочиться в мою кожу. Я смаковала, давая мягкому рокоту автомобиля и гулу радио танцевать в моем уме. Но тогда песня изменилась к этой песне. Ее пела моя мама в последний раз, когда я видела ее. В последний раз, когда я смотрела на нее в ее розовой тренировочной одежде, смешивающей коктейль в своей кухне. «Огни» Journey.

Я протянула руку и сделала громче. Ровная мелодия захлестнула меня. Когда Стив Перри начал петь я сделала еще громче и начал подпевать, позволяя словам наполнить меня. Слова она любила. Это была ее любимая песня, и я могу вспомнить, как была пристегнутой в машине, как в детстве, с песней, грохочущей из динамиков, и как мы с ней подпевали ей. Я взглянула на Ретта, выглядевшего растерянно, когда он уставился на меня.

— Она любила эту песню, — сказала я громко.

Что-то промелькнуло на его лице, прежде чем он повернулся обратно к дороге. Грустная улыбка, но я не была уверена. Я не видела его улыбку так долго, и я не могла быть уверена, что он был на нее способен.

Но затем он тоже начал петь. Его голос сливался вместе со Стивом Перри. Я смотрела в окно и сделала радио еще громче, выкрикивая слова к небу, к небесам, если бы моя мама нашла какой-то способ попасть туда. Это не звучало красиво. Но мне было все равно, и я знала, что ей все равно где бы она ни была. Моя мама никогда не могла носить с собой записку. Ни один из нас не мог. Но мы пели эту песню, и нам было на все наплевать. Были такие моменты. Эти маленькие моменты, которые заставляли всю мою поганую жизнь быть ее дочерью.

Они заставили меня вспомнить, что она была всего лишь несовершенным, эгоистичным человеком, который не умел любить никого, кроме себя самой. Но это не меняет того факта, что она была моей мамой. Как и демона внутри меня, я не могла этого изменить, независимо от того, насколько я этого хотела.

Когда песня закончилась, я посмотрела на Ретта снова. Его окно было опущено вниз, как и у меня, и у меня было четкое ощущение, что он тоже пел текст в рай и ад одинаково.

Он протянул руку и выключил радио.

— Расскажи мне историю об этой песне.

Мне пришла в голову мысль сказать ему нет, но потом я поняла, что хотела ему рассказать. Мне нужно было рассказать кому-то.