Unknown

камней, среди которых виднелись остатки фуража, обломки жерновов и прочее. Из-под ворот вылезали

собаки; рядом с ними иногда стояли дети, засунувшие палец в рот и глядевшие на проезжих. Дома здесь

редко были крашеными, крыши плоские, стены по большей части из камней — ни одной веселой

краски, если не считать четырех красных иероглифов с пожеланием счастья на воротах одного дома. И

тишина, лишь изредка прерываемая петушиными криками. У некоторых ворот грелись на солнышке

старики с длинными курительными трубками и опять же не произносили ни звука. Все было

разрушенным, бедным, беззвучным, бесцветным, словно ждало какого-то ветра, который снесет

деревню единым порывом. Бедными казались даже полосатые, наполовину облысевшие деревья, с

которых ослы вечно сдирали кору. Вода в придорожной канаве замерзла и превратилась в черный лед с

торчащими из него обломками кирпичей.

* «Ворота добродетели» — распространенная в прошлом марка сигарет, названная по старинным

воротам в провинции Гирин.

Дом Цзи стоял справа от канавы под одиноким старым ясенем, вокруг которого копошились несколько

кур и утка. Ослы устремились к канаве, а навстречу им — любопытные дети. Взрослые сразу узнали

Цзи, начали радостно окликать ее, но смотрели в основном на Небесного дара.

Он слез с осла, взял из рук погонщика узелок со сластями и тоже стал смотреть на деревенских. Все

чувствовали себя довольно глупо, точно незнакомые собаки, случайно встретившиеся на дороге.

Из дома вышел свекор Цзи — старик семидесяти с лишним лет, несколько сгорбленный, глуховатый, но

с целыми зубами и очень живыми глазами. Глазами он все время зыркал по сторонам, боясь, что кто-

нибудь заговорит с ним, а он не услышит. Его короткая синяя куртка на вате была не застегнута, а

только подпоясана, обнажая морщинистую медно-красную грудь.

— Отец! — громко крикнула Цзи.

— Ай, ай! — Старик засмеялся надтреснутым смехом, и на его глазах выступили слезы, явно

предназначенные не для плача.— Приехала наконец! Вот хорошо.

— Это Небесный дар! — прокричала Цзи.

— Ай, молодой господин приехал! Хорошо. Какой большой вырос! Входите, входите.

Небесный дар сразу почувствовал симпатию к этому старику, протянул ему узелок со сластями, но не

мог сообразить, что сказать.

— Это он тебе сласти привез, отец! — пояснила Цзи.

— Ай, хорошо, спасибо! — С глаз старика скатилась слезинка.— Ай, молодой господин даже

позаботился обо мне. Это хорошо. Заходите!

На шум вышел и муж Цзи — высокий рябой молчаливый человек сорока с лишним лет. За ним

появились трое детей: все всклокоченные, в ветхих коротких курточках и ватных штанишках.

Едва Небесный дар вошел во двор, как перед ним показалась большая куча навоза, а рядом с ней

женщина, которая выглядела старше Цзи, хотя была младшей невесткой.

— А, свояченица приехала! Скорее заходите в дом! — промолвила она и откинула циновку из толстого

тростника, служившую дверью. Соседи, тоже вошедшие во двор вместе с приехавшими, остановились у

навозной кучи. Старик с улыбкой сказал:

— Заходите все, посидим! Заходите!

Но соседи не двинулись с места, как их ни звали.

В хижине оказалось три комнаты: две темных и одна светлая, но фактически тоже темная, так как

хижина была очень низкой. Пол земляной, напротив входа — оклеенная бумагой ниша для поклонения

Богу богатства. Цзи ввела Небесного дара в светлицу, где у одной стены стоял кан*, а у другой —

длинный дощатый стол. На столе лежала грубая лепешка, похожая то ли на крышку от котла, то ли на

толстую подошву. Не найдя стула, Небесный дар был вынужден сесть на край кана. На стенах

виднелись следы от раздавленных клонов и закопченная новогодняя картинка «Деревня злого тигра» с

изображением его любимого Хуан Тяньба. Мальчик был немало растерян, когда заметил, что на мече

героя блестит свежая клопиная кровь,— он не думал, что в мире есть такие дома.

* Кан — невысокая лежанка, обогреваемая изнутри и занимающая большую часть комнаты.

Старик засуетился между каном и столом:

— Ай, надо дать молодому господину что-нибудь поесть. Сынок, для начала свари несколько куриных

яиц.

Муж Цзи, по-прежнему ничего не говоря, отправился за яйцами. Дети, решив, что их дед сошел с ума,

затеребили свою мать:

— Мама, мама! Почему дедушка велит сварить яйца?! Ведь они оставлены для продажи!

Мать отмахнулась от них. Дед ничего не расслышал, но кое-что понял и, не без основания считая, что

дети хотят есть, забормотал:

— Ешьте лепешку, ешьте! Бедность есть бедность, хорошо еще, что лепешка есть. Дедушка никогда не

оставит детей голодными.

Дети взяли по куску лепешки и снова уставились на Небесного дара. Цзи тоже села на кан.

— Отец, ты бы поел сластей, которые привез тебе молодой

господин!

Старик заулыбался:

— Поем, обязательно поем! Молодой господин позаботился обо мне. С тех пор как твоя мать умерла, я

даже кусочка сладкого не съел. Ну что за время! Ай!