Диалог проходил примерно так. (Предварительно отмечу, что было совершенно очевидно, что происходит, поскольку по тому, как индейцы смотрели друг на друга, я понял, что они думают: «Итак, мы приглашаем сюда этого белого организатора с южной границы, и он говорит нам, чтобы мы организовывались и делали эти вещи.
У него в голове явно крутится мысль: „Что с вами, индейцами, не так, что вы сидите здесь уже пару сотен лет и не организовали эти вещи?“» Вот этим всё и началось.)
Индейцы: Ну, мы не можем организоваться.
Я: Почему же?
Индейцы: Потому что это способ белых людей.
Я (решив не заострять внимание, хотя это явно была неправда, поскольку человечество с незапамятных времён организовывалось, независимо от расы или цвета кожи, когда хотело добиться перемен): Я не понимаю.
Индейцы: Видите ли, если мы организуемся, это значит, что мы выйдем и будем бороться так, как вы нам говорите, а это значит, что мы будем развращены культурой белого человека и потеряем наши собственные ценности.
Я: И какие же ценности вы потеряете?
Индейцы: Ну, их очень много.
Я: Например?
Индейцы: Ну, творческая рыбалка.
Я: Что значит творческая рыбалка?
Индейцы: Творческая рыбалка.
Я: Это я уже услышал. Что за творческая рыбалка?
Индейцы: Ну, дело в том, что вы, белые, когда идёте рыбачить, просто садитесь и рыбачите, верно?
Я: Вроде того.
Индейцы: Ну, а у нас рыбалка творческая.
Я: Да, это вы говорите уже в третий раз. Так что это за творческая рыбалка?
Индейцы: Ну, во-первых, когда мы идём рыбачить, мы удаляемся от всего. Уходим глубоко в лес.
Я: Мы, белые, в целом тоже не привыкли рыбачить на Таймс-Сквер, знаете ли.
Индейцы: Да, но у нас всё по-другому. Когда мы выходим рыбачить, мы на воде, и слышно, как волны бьются о дно каноэ, и птиц на деревьях, и шелест листьев, и… понимаете, о чём я?
Я: Нет, ни капли. И вообще я думаю, что это какая-то дичь. Вы сами-то верите в это?
После этого повисла ошеломлённая тишина.
Стоит сказать, что я применил сниженную лексику не потому, что захотелось, это было намеренно.
Ответь я тактично: «Ну, я не совсем вас понимаю», — то следующие тридцать дней мы гоняли бы риторические вопросы туда-сюда.
Тут ругань буквально стала бульдозером, который помог в патовой ситуации.
Дальше мы перешли к творческим пособиям.
«Творческие пособия», похоже, были связаны с тем, что «так как белые украли земли индейцев, все соцвыплаты индейцам на деле являются платежом по рассрочке, который им и так причитается, и это не совсем пособия или благотворительность».
Что ж, на это ушло ещё пять или десять минут, и мы продолжали пробиваться через одну «творческую» рационализацию за другой, пока наконец не перешли к вопросу организации.
Интересно, что кое-что из этого было запечатлено Национальным советом по кино Канады, который снимал серию документальных фильмов о моей работе, и фильм с частью этого эпизода был показан на встрече канадских работников по развитию, где присутствовало несколько этих индейцев.
Во время демонстрации этой сцены белые канадские работники, занимающиеся развитием общин, смущённо смотрели в пол и искоса поглядывали на индейцев.
По окончанию один из индейцев встал и сказал: «Когда мистер Алински сказал нам, что мы говорим откровенную дичь, это был первый раз, когда белый человек действительно говорил с нами как с равными, — вы бы никогда не сказали нам такого.
Вы всегда отвечаете: „Ну, вижу вашу точку зрения, но не совсем её понимаю“, — и всё в таком духе. Другими словами, вы держите нас за детей».
Учитесь искать рационализации, поступать с ними как с рационализациями и пробиваться через них.
Не допускайте ошибку, запираясь с ними вместе внутри конфликта, будто это вопросы и проблемы, которые вы хотите адресовать местным.
Процесс власти
С того момента, как организатор входит в сообщество, он живёт, мечтает, ест, дышит и спит только одним — созданием базы власти масс, того, что он называет армией.
Он не берётся ни за какие большие вопросы, пока не создал эту базу власти масс.
Ему нечем браться за что-то.
Пока у него нет этих средств и инструментов власти, его «тактики» очень отличаются от властных тактик.
Поэтому каждый шаг вращается вокруг одного главного момента: сколько новобранцев этим он приведёт в организацию, будь то через местные организации, церкви, волонтёров, профсоюзы, банды с района или отдельных людей.
Вопрос только в том, как это увеличит силу организации. Если, проиграв в каком-то деле, он сможет получить больше людей, чем выиграв, значит, победа заключается в проигрыше, и он проиграет.
Изменения приходят с властью, а власть идёт от организации.
Чтобы действовать, людям нужно собраться вместе.
Власть — причина существования организаций.
Если люди пришли к соглашению о неких религиозных идеях и хотят власти, чтобы насаждать свою веру, они организуются и называют себя церковью.
Если люди приходят к соглашению о неких политических идеях и хотят власти, чтобы вополотить их в жизнь, они организуются и называют себя партией.
Причина одна для каждого.
Власть и организация — это синонимы.