Unknown

Уже двигаюсь к ванной комнате, в которой оставила Полину и вытаскиваю и кармана шелковой рубашки маленькую картонку, похожую на открытку, которые зачастую прилагают к букетам с цветами. Останавливаюсь напротив двери в ванную и несколько секунд непонимающим взглядом сверлю глянцевую картонку размером в половину ладони с изображением красивой высокой клетки с тонкими золотистыми прутьями и замком на закрытой дверке. В клетке на жёрдочке сидит маленькая птичка с тонким длинным клювом и пёстрым окрасом: ярко-бирюзовая грудка, нежно-салатовая спинка, а кончики крыльев окрашены в розовый. Колибри – вот, что это за птичка. И я не понимаю, что всё это значит.

Открываю открытку и читаю всего одно написанное внутри слово:

«Попалась?»

ГЛАВА 2

Город спит.

Спал. Уже просыпается. Острая линия белеющего горизонта раскалывает небо, искажает его, открывает дверь для солнца. Только солнца не будет. Как и вчера, как и позавчера, его сожрут тучи, поглотят целиком и припорошат мокрым снегом, спрячут от тех, кто в нём нуждается. Сегодня… у солнца нет шансов выжить и это даёт ему полное право ненавидеть осень. Как ненавижу её я.

Листва давно «отжелтела» своё, «откраснела» и отжила. Теперь преет, гниёт, мешается под ногами, липнет к подошвам ботинок. Чем она лучше мусора? Такого же бесполезного и вонючего?..

Ненавижу запах осени.

Ненавижу встречать рассветы так, как это происходит сейчас, но всё равно продолжаю это делать. Раз за разом, вот так, сидя на крыше девятиэтажки, как прикованный; будто от гнетущего чувства одиночества легче становится. Будто кайфую от того, во что превратилась моя жизнь.

Иногда кайфую, как чокнутый мазохист. А иногда… как сейчас например, не чувствую абсолютно ничего.

— Ты становишься предсказуемым, Макс. Всегда знаю, где тебя искать.

А ещё терпеть не могу, когда вторгаются в моё личное пространство.

— Вечеринка закончилась. Всё прошло удачно.

— Как и всегда, — не свожу взгляда с белеющего горизонта и позволяю пальцам Вероники копаться у меня в волосах.

— Ты не доволен? — голос даже удивлённо не звучит, диалог завязать пытается.

— Макс? Ну поговори со мной. Куда ты?!

— Спать, — отвечаю, не оборачиваясь.

— Можем поспасть вместе?.. Ма-а-кс!

— Не сегодня. Я устал. — Открываю стальную дверь выхода и бросаю на Веронику короткий взгляд. Красивая, как кукла фарфоровая. Делает всё, что я хочу – это и нравится в ней больше всего.

— Почему она? — кричит вдогонку. Утомляет. — Сначала одна Багрянова, теперь вторая. Ты помешался на этой семейке, или что? Объясни.

— А должен? — смеряю Веронику тяжёлым взглядом.

Смотрит, будто обижено. Сейчас цокнет.

Цокает.

Сейчас волосы за ухо заправит.

Заправляет.

Сейчас руки на груди сложит.

Разумеется. Предсказуема, как и всегда. Идеальна, как всегда: в тонком чёрном плащике, с идеальным макияжем, с идеальной жизнью, с идеальным представлением обо мне, твою мать.

Рассмеяться хочется.

— Она год была за границей, вроде как на оздоровлении. Кто-то говорит с психикой проблемы, кто-то, что с головой, кто-то вообще не верит в эти сказки, — шагает ко мне, стуча каблуками. — Только вернуться успела, а ты сразу в неё вцепился. Вот мне и интересно, Макс, в этой Лизе есть что-то особенное? Что-то чего я не знаю? Что вообще в этих Багряновых такого?

Молчу с минуту. Устал отвечать. Устал слушать одни и те же вопросы, устал повторять что такие, как Вероника – судьи. Их задача – подсчитывать очки, контролировать новую «птичку», глаз с неё не спускать, подталкивать. Если надо внедряться в доверие, если надо лить дерьмо в уши.

Они достали задавать вопросы!

И вот главный из них:

— По какому принципу идёт отбор?

Достаю из помятой пачки «Winston» сигарету, подкуриваю, отхожу к ограждению, делаю глубокую затяжку и смотрю, как вдали едва различимо плещутся волны. С этой точки море плохо видно, многоэтажками застроена вся центральная часть города, и эта - одна из немногих, которая ещё позволяет понаблюдать, как на рассвете первые лучи солнца плещутся в морской воде, собственно, поэтому и прихожу сюда практически каждое утро. Прибиваю себя к этому месту. Чтобы побыть одному. Чтобы ни о чём не думать. Или наоборот – чтобы думать слишком много. Отключаю телефон и пытаюсь забыть, кто я есть и во что превратилась моя жизнь. Во что я сам её превратил.

— Макс?

И обычно у меня здесь нет гостей.

— Максим!

Я не звал её сюда.

— Возвращайся домой, — бросаю не глядя, после очередной затяжки и сплёвываю вниз.

— Макс, — рука Вероники падает мне на плечо и это не то, о чём я просил. — Мы на твоей стороне, ты же знаешь. Просто кое-кому нужны ответы.

— Тебе? — холодно улыбаясь, смотрю в бездонные голубые глаза и практически вижу в них своё отражение. Всегда нравились её глаза. — Оскару? Кому ещё?

Приближается ко мне, обвиваясь руками вокруг торса, пробегается ногтями вдоль позвоночника, приподнимает голову и тянется к моим губам: