– Разве человеку не требуется питаться? – король не удивился, а уверенно заявлял, что девушка не продержится так долго, что в планы совсем не входило. – Ты не хочешь, чтобы я вновь встречался с твоим женихом.
Гость будто улавливал сомнения Анны. Ее страхи явным негодованием проступали на лице, менявшемся, как маска.
– Для начала по вашим ритуалам следует завтрак. И юноша... Он ведь поймет, что мы спим, – черный взгляд скользнул по губам, красным, почти алым от ночных игр.
Полуодетая Учинни мучительно порозовела, не выдерживая взгляда чудовища.
– Мы можем позавтракать в городе, – пробормотала негромко, но настойчиво. Да, Анна не хотела, чтобы ее жених видел, в каком она находится состоянии. Лишние расспросы, лишние проблемы – ей ни к чему. Опять стараться что-то придумывать и успокаивать Верона, чья настойчивость граничила с безумствами. И не дай бог, он узнает, кто на самом деле друг по имени Атоли Немус.
– Можем. Ты можешь позавтракать в городе. Я хочу посмотреть на твоего жениха. Оставишь нас наедине? – король издевался и явно намекал на то, что никуда не уйдет, пока не помучит девушку и не выбьет из нее столько чувств, сколько можно выпить судорожным сведенным дыханием.
Там, между бедер у Учинни все еще было липко от того, что ее всю ночь брали и подчиняли. Атоли выглядел настоящим, почти живым, если бы не бледность и серость губ.
Анна мяла в руках рубашку, то бледнея, то краснея, и с трудом сдерживалась от ненужных слов. Она знала, что не следует говорить, не следует возражать, но оставить ее Верона – такого веселого, живого, настоящего, наедине с монстром?
– Нет, – ответила немеющими губами. – Ты сказал – не тронешь его. Нет.
– Неужели за завтраком можно кого-то тронуть? Можно тронуть, если ты так этого не хочешь, – чуть фыркнул король, явно перенимая какие-то чужие человеческие черты. Каждая марионетка когда-то говорила, как живая, лишь постепенно утрачивая внутренности. – Голыми тоже выходят к завтраку, Анна?
Девушка окончательно вспыхнула злостью, прогнавшей меланхолию и слабость, и принялась яростно натягивать на себя одежду. Раздраженно поправляя перед зеркалом воротник, подумала, что чудом не порвала тонкую батистовую ткань, и если бы сделала это, было бы совсем худо.
Анна пригладила волосы и посмотрела на себя. Отражение совсем не походило на нее саму еще три дня назад, но это почему-то не пугало.
Противоречия бились ярко и яростно, то ослепляя, то погружая в безразличие. Мир переливался из ярко-красочного, где чувствуешь каждый запах, каждый оттенок, в пепельно-серый, но подобные пертурбации окружающего или собственного сознания тоже не вызывали удивления.
– Я готова, – Анна повернулась к мучителю.
– Тогда проводи меня до столовой, – с улыбкой сказал гость, учтиво склоняя голову и принимая совсем человеческие черты. В лучах солнца его лицо все больше менялось, оживало, пока окончательно не стало таким, чтобы они по возрасту были равны с Учинни. – Я буду учтивым и не обижу твоего Верона. Хотя раз ты моя, то и он...
– Ты сказал, что не тронешь его, – Анна стиснула зубы. Если король не выполнит обещания, то как можно хоть чему-то верить? Даже без этого – как можно ему верить? Но так оставался хоть какой-то шанс. – Почему ты тогда не забрал его? Его – Верона. Ведь мог бы – без особых проблем, как убил всех приятелей, оставив выжившим лишь одного мальчика. Три дня попыток соблазнить и склонить, три дня среди мертвецов – а вслед отпустить. Почему?
– Я выбрал тебя, – равнодушно отозвался мужским механическим голосом король, разворачиваясь и деревянно шагая к двери. – Если ты так переживаешь за юношу, то дай ему самому решать, вдруг он на самом деле хочет быть моей куклой. А ты только глупо мешаешь умереть.
– Не дам! – вызверилась Анна, двинувшись вслед за Королем. Девушка не узнавала сама себя – ни в том существе, которым она становилась ночью, ни сейчас.
ГЛАВА 15
Она никогда не была склонна к борьбе и, если уж признаваться честно, из них двоих скорее Верон был героической натурой, а она сама плыла по течению, принимая все, что идет в руки. И вспоминая себя несколько дней назад, Анна понимала, какой мелко-самодовольной она, должно быть, выглядела со стороны.
А сейчас становилось страшно – до жути. И яростно, как будто она, прежняя, спокойная и ничем не выделяющаяся из приличного светского общества, раскололась на две половинки. Одна – серая, впитывающая прах и смерть, видящая глазами короля, дышащая с ним и для него, погружающаяся все больше и больше в тот, другой мир. Вторая – одуряюще жаждущая жить и почему-то не желающая отдавать Верона королю, даже для того, чтобы выжить.
Она просто не могла представить, что и с ее женихом может происходить что-то подобное, что сейчас пульсировало по вышитыми над сердцем и на руке проколам. Ей вообще не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь испытывал подобное.
– Эй ты! – оказавшись в коридоре, Анна надменно кликнула первого попавшегося слугу. – Уберите у меня в комнате.