Unknown

   Юноша не отвечал, он боролся с существом, которое как будто специально играло – давало надвигаться холодным металлом и отдаляло удар. Атоли не смотрел на девушку на лестнице, но демонстрировал ей, как легко оружие может войти в податливую человеческую плоть и окрасить пол холла красным.

    – Она только моя, идиот, – повторил ругательство Атоли, отталкивая Верона, и он упал на пол, а король сделал шаг и наступил попавшейся птичке на грудь сапогом, придавливая.

    – Нет! – крикнула Анна и бросилась было вниз по лестнице, но запнулась о подол платья и чуть не упала, в последний момент успев ухватиться за перила. – Ты обещал не причинять ему вреда!

   Рука, которую девушка потянула во время падения, болело, а мир перед глазами расплывался, обращая все вокруг в размытые мазки. Будто неумелый художник взял широкую кисть, обмакнул ее в воду и с размаху принялся водить туда-сюда по только что написанной картине, смазывая краски и убивая силуэты.

    – Отпусти его... Пожалуйста... Я же еду с тобой...

   Она сделала еще один шаг по лестнице вниз.

    – Пусти... – Верон пытался убрать ногу с груди, но та оказалась тяжелее надгробного камня. – Анна! Пожалуйста...

    – Я раздавлю его. Я его раздавлю. Eго раздавлю я, – Атоли издевался, но говорил так равнодушно, будто его эмоции – это всего лишь каламбур смерти в процессе жизни.

    – Нет! Отпусти! – Анна тряхнула головой, пытаясь собраться и сбросить с себя странную напасть. Шаг за шагом – и каждый шаг будто прибавляет сил. Еще несколько шагов – и девушка остановилась прямо перед Королем.

    – Отпусти! – прошипела не хуже змеи, до боли сжимая пальцы.

    – Отпущу, – передразнил Атоли, изображая точно голос Учинни, но и не подумал убрать ногу от сопротивлявшейся глупой птахи, которая рвалась встать. – Пусть извинится. Ему ведь есть за что... за то... покончить с Вероном, – прошипел в ответ, на мгновение показывая острые зубы и облизывая губы несколькими языками, появившимися на поверхности, как белые черви.

    – Она не твоя, не твоя, – юноша продолжал отпихивать от себя ногу, а ладонь короля уже легла на шею Анне, сдавливая и лаская вверх-вниз.

    – Я твоя. Отпусти его, – девушка стояла, не шевелясь и молясь про себя, чтобы чудовище отпустило Верона. – Мы уедем. Я сделаю все, что ты захочешь.

    – Хорошо, – Атоли не выпустил горла Учинни, но ногу убрал, наблюдая черным бездонным взглядом за тем, как Верон неуклюже поднимается, взлохмаченный и помятый в неравной борьбе, подхватывает нож, чтобы пойти в атаку. Пара секунд, как в замедленной съемке. И король дернул Учинни за себя, потому что лишь ему принадлежала эта трепетная красавица, а затем выбил кинжал из слабой руки. – Идиот! – повторил он фразу девушки. – Приживалка и ничтожество.

   А Анна... Анна смотрела на то, во что превратился юноша, и понимала, что чем дальше, тем больше Верон становится ей неприятен. Никакие мыслиФ: "Ты должна быть ему благодарна, что он, с одним ножом бросился на чудище, чтобы помочь!", – не помогали. Наоборот, они извращались в свою противоположность. Не ей он помогал, а не хотел отдать "свое". Не зря же бросил "Тебе придется выйти замуж". Не зря припас заранее нож. А если бы Анна одна явилась, то кому бы он этим ножиком угрожал? Невесте?

   Как будто юноша с каждой минутой пропитывался чем-то отталкивающим – как чернильной болотной жижей.

   Однако смерти она ему не желала. Хотела лишь одного – чтобы Верон оставил их в покое и дал уехать без безобразных скандалов.

    – Ты мне противен, – Анна скривила губы. – Я хотела по-хорошему с тобой попрощаться, а ты. Посмотри на себя в зеркало! Идем, – девушка дотронулась до плеча Короля. – Оставь его.

   Атоли усмехнулся. Его черное существо пропитывало дом. И Верон проиграл, так и не начав боя. Как будто до сих пор сидел в жуткой яме и могл никогда оттуда не вернуться.

    – Пойдем, – согласился король, проводя длинными белыми пальцами по щеке девушки. – Он никогда не поймет, как тебе идет это платье. Как нам весело.

   Анна стиснула зубы. Она никогда бы не назвала происходящее словом "весело", но и обходиться без этого не могла. Каждое ее трепыхание все больше затягивало в темную пучину. Или в паутину – как неразумную пташку, попавшую в сети птицелова.

    – Прощай, – бросила девушка бывшему жениху и повернулась, чтобы идти к выходу.

   Верон отчаянно завыл. Звучание его голоса пугало и отталкивало. Как будто внутри у юноши сломалась пружина, державшая его все эти годы.

    – Я знаю, кто он такой... – жених Учинни не преследовал, но продолжал злиться.

    – Покончи с ним, наконец, – засмеялся Атоли, поворачивая голову почти на сто восемьдесят градусов, как будто она давно сломана.

   От воя Анна вздрогнула и оглянулась через плечо на юношу, который казался сейчас абсолютно жалким и даже некрасивым. Она медленно повернулась к Верону.

    – Да, ты его знаешь. Мне... жаль.