Джейми пришлось снова остановиться, так как боль распространилась вверх по руке до запястья. Он размял пальцы, подавив стон: казалось, боль краткими импульсами тока пронзала его от безымянного пальца до самого предплечья.
Он очень беспокоился за Фергюса и его семью. Если Бичем попытался однажды, он попытается снова. Но для чего?
Возможно, факт, что Фергюс – француз, не являлся достаточным доказательством того, что он был Клоделем Фрейзером, которого Бичем разыскивал, и он намеревался проверить это секретно и любыми подручными средствами? Вполне может быть, но это подтверждает холодный расчет, который тревожил Джейми больше, чем он хотел показать в своем письме.
И справедливости ради он должен признать: версия того, что нападение совершено людьми со страстной политической нетерпимостью, тоже имела определенную вероятность, и, возможно, даже в большей степени, чем зловещие замыслы месье Бичема, которые были весьма романтичными и при этом гипотетическими.
– Но я не прожил бы так долго, не сумев распознать подвох, когда он есть, – пробормотал Джейми, все еще потирая руку.
– Иисус твою Рузвельт Христос! – воскликнуло его личное корабельное украшение, внезапно появившись рядом с ним с лицом, выражающим заметное беспокойство. – Твоя рука!
– Да? – он взглянул на руку, злясь на дискомфорт. – А что с ней? Все мои пальцы все еще на месте.
– Это лучшее, что можно сказать о ней. Она похожа на Гордиев узел.
Клэр опустилась на колени и взяла его кисть в свои руки, сильно массируя, что, несомненно, было полезно, но так больно, что заслезились глаза. Джейми закрыл их, медленно дыша сквозь стиснутые зубы.
Она бранила его за то, что он так долго писал. Куда торопиться, в конце концов?
– Пройдет много дней, прежде чем мы достигнем Коннектикута, а потом еще несколько месяцев пути в Шотландию. Ты можешь писать по одному предложению в день и процитируешь всю Книгу Псалмов за это время.
– Мне хотелось, – ответил он.