Дочурка жреца тоже была здесь. Стояла в первом ряду зрителей, и выражение лица у нее было такое – предвкушающее, словно она пришла на выступление странствующих скоморохов. Как она обвела его вокруг пальца? Ему слишком хотелось поверить в ее слова, вот и попался. Теперь-то он видел, что она из себя представляет, а главное на чье место метит.
Едва верховный жрец сел в центральное кресло, как в зале установилась тишина. Но продержалась недолго. Среди зрителей началось волнение, и вскоре они расступились, пропуская императора. Его появление в храме вызвало панику. Жрецы заметались в поисках кресла для повелителя, а жандармы выстраивали оцепление. Клеон Багряный не пожелал сесть на возвышение рядом с судьями, подчеркивая, что он здесь в качестве зрителя, а не вершителя судеб. В итоге он устроился поодаль лицом к толпе.
В его присутствии без того напряженная обстановка накалилась до предела. Нервничали даже судьи, хотя они были здесь главными.
Император взмахнул рукой – начинайте, я готов. Верховный жрец Квист откашлялся и произнес:
— Мы собрались в храме Великой Богини перед ее золотым ликом, чтобы предать суду эту женщину и этого мужчину за нарушение запрета. Поддавшись низменным инстинктам, они осквернили тело Богини.
Квист говорил так, словно тело Эль ей не принадлежало, словно она, а не Богиня в нем гостья. Что за дикость? Остаток обвинительной речи Рейн прослушал, изучая лик той самой Богини за спинами жрецов. Размером с человеческий рост он был отлит из золота и намертво прикреплен к стене храма. Гигантская посмертная маска. Великая Богиня Иллари была хороша собой, но черты ее лица выдавали упрямый вздорный характер. Ох, и нелегко пришлось тем, кто жил в ее времена.
Верховный жрец вызвал первого свидетеля – подлую предательницу Верду. Рейн слушал ее, а сам думал, как страшна месть отвергнутой женщины. Неужели все ее поступки продиктованы тем, что он предпочел Эль?
Верда рассказала, как проснулась ночью, и, выйдя подышать свежим воздухом, услышала голоса на балконе. Пойдя на звук, она увидела как воплощение Богини и невольник целуются. Эта картинка так шокировала бедняжку, – тут Верда пустила слезу, – что она завопила.
Следом за служанкой вызвали жандарма. Тот был Рейну незнаком, но, оказывается, он видел смазанный порошок на щеке Эль. По его утверждению в день, когда напали на сераль, к Богине прикасался только невольник-телохранитель. Но почему именно к щеке? Вопрос повис в воздухе. Рейн тоже не мог на него ответить. Он не помнил, чтобы дотрагивался до щеки Эльмидалы. Тогда стояла такая неразбериха, порошок мог случайно смазаться, но разве это кого-то волновало.
Во время выступления тех, кто видел следы порошка на его губах, Рейн осознал, что суд проигран. Даже если им в конце дадут слово, оправдаться они не смогут. Кто им поверит после услышанного? Поцелуй был. Доказательств тому предостаточно. Рейн не строил иллюзий насчет наказания. Раз за случайное прикосновение к Богине убивали, то его судьба предрешена. Но вдруг получится спасти Эль. Этого он желал всем сердцем.
В защиту выступила одна Арда. Она рассказала, какой славной малышкой была Эльмидала, как верой и правдой служила Богине, но даже Рейну было ясно, что ее слова ничего не изменят.
Когда спросили, не хочет ли он сделать заявление, Рейн воспользовался шансом.
— Это только моя вина, — сказал он. — Я не отрицаю, что целовал Богиню и готов нести за это наказание. Но поцелуй был не по обоюдному согласию, как тут утверждают. Я применил силу.
По залу прокатился шепот. «Да кто он такой!», — донеслось до Рейна. — «Как он посмел!», «Четвертовать!» и множество других нелицеприятных эпитетов в его адрес. Но его не волновали люди, сыпавшие угрозами, он смотрел на Эль, а она на него. На краткий миг они остались в храме одни, общаясь без слов исключительно взглядами.
В ее глазах он прочел и благодарность, и страх, и даже вызов. Последний насторожил, и Рейн качнул головой, призывая девушку не делать глупостей. Хватит с судей одного признания.
Верховный жрец поднял руки, и гул стих. Жуя сухие губы, он обдумывал следующий шаг. Император и тот заинтересовался, хотя до этого зевал и всячески демонстрировал скуку.
— Хорошо, — произнес жрец, — я принимаю твое признание. Но правдиво ли оно? Пусть снова выйдет служанка Верда и скажет, был поцелуй вырван у Богини силой или нет.
Верда шагнула вперед:
— Я не знаю, что говорить, благородный.
— Ответь на простой вопрос: кто кого целовал? Богиня невольника или невольник Богиню?
Девушка замялась. При всей неприязни к обвиняемым, врать перед ликом Богини она не осмеливалась.
— Мне кажется, — пробормотала она, — невольник целовал Богиню.
Слова были сказаны шепотом, расслышали только первые ряды, а потом передали их вторым, те – третьим, и так до конца. В секунду ответ Верды пролетел по залу.
Верховный жрец вздохнул. Заявление служанки ему не понравилось, но он не мог его не принять.
— Я понял тебя, девушка. Вернись на место, — махнул он рукой. — Судьи с позволения повелителя удаляются на совещание для вынесения приговора.