Unknown

Я расхохотался, почему-то полагая, что это самая крутая шутка, которую я когда-либо слышал, и они тут же присоединяются к моему смеху.

Мы фотографируемся вместе, просто так, для удовольствия, и планируем, как бы отправить эти фотографии Адольфу Гитлеру в ад. Тому тоже стоит посмеяться.

Я продолжаю ходить по улицам Меа Шеарим, и мой мозг грызёт мысль: почему эти люди столь забавны, а светские кинематографисты так скучны?

Какой бы ни была причина этого незначительного различия, в данный момент у меня есть более горящая нужда - в диетической кока-коле со льдом. Есть жизнь и после печей Освенцима, а я хочу жить. Проблема в том, что я не знаю, где найти колу в районе с большим количеством религиозных учреждений, но без единого киоска, продающего колу. Я вижу двух рабочих, явно неместных, и заговариваю с ними.

- Как вас зовут?

- Ехезкиель, говорит один.

- А ты? - спрашиваю я другого.

- Израиль.

Они не одурачат меня, ибо Ехезкиель и Израиль - два очень еврейских имени.

- Не играйте со мной в эти игры. Как вас зовут по-настоящему?

- Мухаммед.

- А ты?

-Тоже Мухаммед.

- Приятно познакомиться. Меня зовут Тоби, и я немец. Вам стоило бы увидеть, как просияли глаза Ехезкиеля и Израиля! Им нравится этот немец; и они с радостью указывают ему магазин, продающий черную ледяную магию, известную как кока-кола.

Жажда моя гаснет, и я направляюсь на встречу с двумя известнейшими рабби этого района. Непростая задача, позвольте вам сообщить.

Первого рабби, которого я хочу увидеть, здесь нет. Где он?

- В Америке, в отеле,- говорят мне его приверженцы. Второго рабби, какой сюрприз, тоже нет. А он где?

-В отеле в Австрии.

Святые люди отдыхают. Они не снимают фильмы; сама их жизнь - кино: великолепные пейзажи и вкусные блюда.

Жителям этого района запрещено изучать что-либо, кроме священных книг, у них нет профессий, и большинство очень бедны.

- Как получилось, что рабби может позволить себе дорогие отели за границей? - спрашиваю я одного из последователей рабби, и тот, указывая на небо, отвечает:

- Сотворивший небо и землю знает и как добыть отель для праведника!

Если бы Йоав имел хоть какое-то чувства юмора, он бы сделал фильм об этих людях.

Пока святые люди отдыхают в местах типа тирольского Interalpen, юные дети из их общины остаются в Меа Шеарим. Они учат алфавит, и я иду присоединиться к ним. В их глазах, насколько я помню из мира моего ортодоксального детства, человек, одетый, как я сейчас, должно быть, является существом из местного зоопарка или мерзким сионистом, проклятым гоем, на худой конец, беглецом из психиатрической больницы. Куча детей в возрасте от двадцати до тридцати моментально окружают этого незнакомца, когда он заходит в комнату, изливая на него свою любовь. Видимо они сошлись на опции зоопарка и полагают, что я добрый медведь.

- Кто ты? -спрашивают они.

Я отвечаю на идиш (они никогда бы не подумали, что существо, подобное мне, знает этот язык)

- А вы кто?

Ой, им нравится этот мишка. Должно быть он явился из кошерного зоопарка.

Их учитель болтает со мной, сообщая, что он антисионист, “как и вы”.

- Как вы меня так быстро раскусили?

- Вы бы не пришли к нам в гости, если бы были сионистом!

Мы смеемся. И дети тоже смеются. Они все пытаются меня потрогать - замечательного двуногого медведя и вопят от удовольствия. Учитель и дети разговаривают друг с другом на идиш, языкe, состоящем на 80 процентов из немецкого, и он учит их святому языку - ивриту.

Я сижу с ними и наблюдаю, как они учатся распознавать буквы. Это переносит меня на много лет назад, к началам моих познаний, и я закрываю глаза.

Алеф. Бет. Гимел.

Буквы - это образы; Алеф выглядит так, Бет - вот так. Буквы - существа странные, им не хватает эстетики. Почему буквы не могли быть живописнее? Они - такие холодные, грубые, старомодные существа, пережившие каким-то образом концентрационные лагеря. Буквы - могущественны, жестоки, манипулятивны и очень умны. Я хочу, чтобы я управлял ими, а не они контролировали меня.

Алеф! Бет! Гимел!

Учитель пробуждает меня от грез. Не хотел бы я посмотреть, как эти его ангелы играют? -спрашивает он.

О, это наслаждение для глаз и ушей. И во время игры я прошу их спеть, не зная, как они отреагируют на мою просьбу, но дети и учитель находят эту идею занятной и тут же начинают петь. Они и выглядят и поют, как ангелы. Это так воодушевляет!

Что станет из этих сладких существ, когда они вырастут? - спрашиваю я себя. Ответ можно увидеть снаружи на улице.

"Женщины,- говорит большой плакат снаружи,- пожалуйста, не приходите в наш район в нескромной одежде." Части женского тела, которые могу быть непокрыты, это лицо и пальцы. Некоторые женщины, как я вижу, не веря своим глазам, продвигают "скромность" на шаг дальше: они не показывают ни йоты плоти, даже глаза, и когда они идут по улице, то выглядят как огромные черные движущиеся мешки для мусора. Что это - еврейские талибы?

В моё время таких женщин не было. Иерусалим стал святее, думаю я.