- Я понимаю, ты злишься, - отчеканил привычным сухим тоном. - Не буду спрашивать почему. И если ты ждешь извинений, то их тоже не будет. Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
Тая отреагировала. С грохотом опустила ладони на стол, вздернула нос. Ее губы, сжатые в узкую полоску, дрогнули.
- И в каком же я положении?
Несколько секунд они вглядывались друг другу в глаза, будто испытывая волю непрочность. Потом Крейн произнес:
- Прошлой ночью я сделал ошибку. Тебе лучше держаться подальше от меня.
Тая дернулась, словно ее ударили. В глазах вспыхнули разочарование и обида.
- Что ж, - произнесла она, отводя взгляд. - Твое дело.
- Вот и чудесно, - он с облегчением улыбнулся. – Что на завтрак? Лепешки?
Рука Крейна потянулась к еще теплы оладушкам, когда Тая едким голосом произнесла:
- Что приготовишь.
Пока дёрг переваривал эти слова, девушка подхватила блюдо и встала. С гордо выпрямленной спиной, она швырнула оладьи в печь, прямо на угли. Развернулась и вышла.
Сердце Таи щемило от боли.
Она ведь ждала, что Крейн объяснится.
Черт возьми, она переживала заднего. Беспокоилась, что с ним что-то случилось.
А он просто малодушно сбежал, прихватив с собой анкра.
По лицу девушки скользнула слабая улыбка. Губы задрожали, когда она прислонилась спиной к стене в коридоре.
Что ж, мужчины везде одинаковы. Что человеческие, что драконьи. С вечера готовы ноги тебе целовать, осыпать комплиментами излюбить всю ночь до утра. А когда получат свое, то сбегают вприпрыжку, как черти от ладана.
Глаза зарезало от подступивших слез.
Тая хлюпнула носом, но тут же опомнилась.
Ну, уж нет, этого Крейн не дождется. Она больше не будет жалеть себя, хватит. У нее есть ради чего жить на свете. А мужчина – дело такое: сегодня один, завтра другой, ПО каждому плакать жизни не хватит.
Ей нужно думать о себе и ребенке.
***
Вечером Крейн постучался к ней в комнату.
Тая не хотела его видеть. Целый день она старательно избегала встречи с ним, но ужин все-таки приготовила. Ей было немного стыдно за утреннюю выходку, но в тоже время девушка утешала себя тем, что он это заслужил.
Когда она не отреагировала на стук, Крейн сам вошел.
- Тая, - он остановился на пороге, не желая, чтобы их военный нейтралитет перешел в полномасштабную войну, - ты ведешь себя как ребенок.
Девушка только дернула плечиком.
Она сидела на кровати в той самой сорочке, что была на ней вчера. И, склонив голову набок, расчесывала волосы.
Тем самым гребешком, что он ей подарил в день венчания.
Глядя на эту картину, Крей почувствовал себя подлещом.
Его тело помнило эту женщину. Ее запах, вкус, ощущение собственной плоти в ее узком лоне. Он помнил, как самозабвенно ласкал ее, как наслаждался ее стонами, как пил ее страсть, будто воду.
И от этих воспоминаний невозможно было просто так отмахнуться.
Он прислонился к дверному косяку, пытаясь унять вспыхнувшее возбуждение.
Тая изящным жестом откинула волосы за спину, положила гребешок на туалетный столик и только после этого посмотрела на Крейна.
- Что ты хотел? – она смерила его бесстрастным взглядом.
И в ее душе он тоже чувствовал несвойственное равнодушие.
- Нам нужно поговорить.
- Говори.
Больше не глядя в его сторону, Тая придвинула к себе пяльцы, закрепленные на высоких козлах. Это тоже привез Крейн из замка по ее просьбе. Она несколько дней всякими обходными путями выспрашивала у него, чем занимаются женщины даргов, когда не удовлетворяют их потребности и не рожают детей.
Оказалось, тем же, чем и на Земле: шьют, вышивают, прядут пряжу, ткут ткани. Было здесь и вязанье в ходу, правда, только крючком. До спиц еще никто не додумался. И кружева здесь тоже плели, но не такие, как уме латая.
С минуту Крейн наблюдал, как она быстро и ловко переплетает мережки. А перед глазами стояло воспоминание: те же тонкие пальчики скользят по его груди, прослеживают каждый мускул, каждую жилку.
Нет, он не мог оставить это вот так. Они должны объясниться. По крайней мере, он должен.
Пусть даже после признания она его возненавидит.
- Послушай, - начал он чужим голосом, - я не хотел обидеть тебя.
Тая продолжала работу. Только губу закусила.
Крейн шагнул ближе.
- Я должен был сразу сказать, но… - он сжал кулаки. – Тебе действительно лучше держаться подальше от меня. Я могу быть очень опасным… Для тебя.
Глава 12
Признание давалось с трудом.
Не так-то просто озвучить то, что мучает тебя на протяжении многих лет. То, во что не хочется верить, о чем не хочется вспоминать, и что является правдой. Той самой правдой, из-за которой каждый день твоей жизни превратился в мучение, а сама жизнь стала пыткой.