Unknown

- Прости, - заговорил он, выталкивая из себя каждое слово, точно звуки превратились в раскаленный свинец и изнутри обдирают горло до мяса, - это не то, чем мужчина может гордиться, но ты должна знать правду. Нас не просто так называют проклятым кланом. И не просто так мои собратья отличаются особой жестокостью. С тех пор, как император Илларион запечатал наших драконов, мы стали подвержены спонтанным вспышкам безумия. Чем старше дёрг, тем чаще становятся эти вспышки. И тем они разрушительное. Словно тьма внутри нас растет и требует больше жертв…

Замолчав, Крейн поднял взгляд на девушку. Он ожидал, что она испугается, что его признание заставит ее запаниковать. Ведь ей пришлось провести в крепости много дней, и на себе прочувствовать эти самые «вспышки».

Но, к его удивлению, Тая осталась невозмутимой. Ни страха, ни отвращения, ни желания убежать. А в ее глазах светилось удивительное спокойствие.

- Хочешь сказать, ты сумасшедший? – констатировала она, оглядывая его с ног до головы. – У тебя бывают припадки безумия?

Он натянуто усмехнулся:

- Скорее, это неконтролируемая агрессия.

- Поэтому ты прогнал меня в первый раз? Боялся, что причинишь мне вред?

Крейн сжал кулаки, сдерживая волнение.

Эта женщина слишком проницательна. Она будто читает его мысли.

- Кто она?

Он вздрогнул всем телом. В висках вспыхнула боль, затопила огнем, на мгновения выжигая все остальные мысли и чувства. Как не пытался он сохранить самообладание, но этот вопрос выбил его из колеи.

несколько вдохов и колоссальное усилие воли, чтобы вернуть себе маску спокойствия.

- Крейн, - Тая чуть подалась вперед, - кто она? Это ведь была женщина, да?

Он не хотел отвечать, но ответил.

- Да.

Признание сорвалось с губ осколком гранита и упало в напряженную тишину.

- Это ее гребешок? – Тая протянула вещицу, которой несколько минут назад расчесывала косы. – Ты купил его для нее? Как и все в этом доме?

Еще один камень в пустоту:

- Да.

Он увидел, как девушка закусила губу, обдумывая вопрос, вертевшийся на языке. Он догадывался, что она сейчас спросит, и не хотел отвечать. Но и уйти, не объяснившись, он тоже не мог.

Эта женщина заслуживает честности, пусть даже для него самого это станет еще одной раной.

Но вот Тая вскинула на него сосредоточенный взгляд. Ее губы шевельнулись, произнося роковые слова:

- Ты любил ее?

От этих слов его сердце сжалось. Крейн стиснул челюсти, чувствуя, как в кожу ладоней впиваются ногти, а на висках проступает черная чешуя – признак эмоций, хлещущих через край.

Любил ли? О, да. Так, как могут любить только драги. Но вряд ли найдутся слова, чтобы передать всю глубину этих чувств.

Как объяснить человечке то, чего она никогда не узнает и не почувствует в силу своей расовой принадлежности? Как можно описать чувство, что выжигает тебя изнутри, будто огонь? Как описать отношения, в которых ты и твоя женщина становитесь единым целым, с одним дыханием, одними чувствами и желаниями на двоих?

И как описать ту боль, что испытываешь, когда теряешь все это?

Теряешь по собственной вине…

Да и нужно ли этим делиться?

Сглотнув слова, уже готовые вырваться наружу, он молча кивнул.

Тая слегка побледнела. Потом к ее щекам прихлынул румянец. Опустив взгляд, девушка начала нервно теребить свои рукава.

Это был хороший момент, чтобы уйти и избежать дальнейших расспросов. Он ведь сказал уже все, что хотел. Все, что ей нужно знать, чтобы сделать выводы и держаться подальше.

Но едва Крейн развернулся к дверям, как ему в спину долетело тихое:

- Расскажи о ней. Что случилось?

Он замер, чувствуя, как напряжение сковывает его плечи. Не оборачиваясь, качнул головой:

- Вряд ли ты хочешь это узнать.

Тяжело, точно преодолевая сопротивление воздуха, поднял руку и сжал холодный металл дверной ручки.

Крейн понимал, что должен уйти. Немедленно. Сию же секунду. Но что-то внутри него умоляло остаться и рассказать. Выплеснуть из себя застарелую боль, поделиться с этой женщиной… пусть даже она не поймет его и отвергнет.

Да, пусть возненавидит его. Так будет правильно. Справедливо.

Он медлил, раздираемый противоречивыми чувствами.

За его спиной раздались мягкие шаги, и маленькая теплая ладошка легла между лопаток.

- Не уходи… - Тая шепнула это, обхватывая его руками за талию и прижимаясь всем телом, насколько позволял живот. – Не хочешь говорить об этом, не говори. Только не уходи. Останься.

- Ты не понимаешь, - отозвался глухо, чувствуя, как перехватывает дыхание от ее признания и этих невинных прикосновений. – Я не хочу, чтобы ты пострадала… из-за меня.

- Пожалуйста.

Несколько секунд они так и стояли: он, вцепившись в дверную ручку, она – прижавшись к нему. Ее руки были маленькими и слабыми, он мог бы разорвать объятия одним движением пальца… Но почему-то не спешил это сделать. Просто стоял, впитывая отголоски ее эмоций, доносившиеся через призму восприятия младенца: сострадание, нежность, тепло.

Она его не боялась, не испытывала предубеждения. Наоборот, тянулась к нему так, словно он был ее единственной защитой и опорой от внешнего мира.

Глупая. Неужели не понимает, что такая доверчивость может стоить ей жизни?