Unknown

Вышвырнувший холопов в сомнительную товарную свободу, будто провинившихся собак на мороз, Манифест 1861-го – робкий, неловкий первый шажок к таинственной эпохе, отнюдь не ликвидировал приевшееся за длительное время всевластие крупных аграрных магнатов-транжиров, а только ограничил его, вернее – обуржуазил по форме (концентрированно воплощённой Иудушкой Головлёвым из книги Салтыкова-Щедрина), к пущему удобству беззастенчивого разорения по шею обложенной долгами, ютящейся на «кошачьих» делянках деревенской общины. Расслаивавшаяся на: отдельного кулака-мироеда, пользующегося батраками, занятого ростовщичеством; самостоятельного, кропотливого труженика середняка; многочисленных не имеющих собственных средств выживания, горбатящихся «на дядю» бедняков – она затаив ненависть покорилась злосчастной логике хлебного экспорта невиданного размаха, под лозунгом «недоедим, зато продадим» (чудовищный массовый голод, как к нему не припасались, случался каждый 10-й год). Но в конце 1880-х появились признаки переизбытка западноевропейских капиталов, и следующее десятилетие, благодаря предпринятым графом Витте мерам по привлечению инвестиций (большей частью французских, предрешив судьбу отношений с Антантой), дало безземельному мужику ещё перспективу пойти до города да пополнить ряды пролетариев, за копейки кряхтящих на фабриках в невыносимых условиях. Так, разом с очень впечатляющим инфраструктурно-идустриальным подъёмом, креп единый рабоче-крестьянский блок супротив сил государства, помещиков и буржуазии, повышалось социальное напряжение. С целью его развеять, по предложению Плеве была организована войнушка, увенчавшаяся громом Цусимы, пошатнувшим порядок. Разгребать завалы поручили Столыпину, террором да уступками, виселицей и вагоном тщетно попытавшемуся реформировать режим, не выходя за рамки. По итогу, колосс на глиняных ногах послал армию сражаться в окопы мирового конфликта, помножившего всенародный гнев на солдатское возмущение. Винтовка – это праздник, клапан сорвался – грянула революция, сначала осёдланная либеральными заговорщиками, гораздыми свергнуть полукосметически феодальное самодержавие, но отчуравшимися, с приспешниками из умеренных социалистов, серьёзных изменений – а потому их выгнали несколькими пинками коммунисты.

Переместив столицу из Петрограда в Первопрестольную, они подвели черту периоду стараний России занять достойную позицию в мир-системе и вырвали её из лап глобализации, осуществив образцовый delinking по Самиру Амину. Нынче карикатурные оценки этой семидесятилетней паузы масс-медиа традиционно двояко варьируются «филиалом преисподней» либо «потерянным раем», всегда отталкиваясь, с целью оправдать или потопить, из реальности, наступившей после, когда наспех перестроившиеся деятели КПСС и ВЛКСМ, под одобрительное улюлюканье одураченной толпы, вернули капитализм. Среди разных проектов его реставрации с боями проложил себе кровавую тропу наиболее лихой, олицетворивший шумпетеровскую концепцию разрушения-созидания. Президентство Ельцина заключалось в быстром исполнении бандитской приватизации, сломавшей советские структуры до основания, да резком доведении простого люда до обнищания, практически снёсшего социалистический прогресс. Под конец внедрения рыночных реформ, к 2000-му году, согласно любому статистическому сборнику уровень почти всех хозяйственных отраслей, кроме, пожалуй, производства полиэтиленовых изделий, сравнительно с 1990-м сократился вполовину, доля в мировом ВВП эквивалентных территорий упала даже ниже плинтуса 1913-го: с 6,8 до 2,1 %-ов соответственно. Успешно справившись с возложенными задачами, Борис удалился на покой, а пост принял Владимир: властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда, нечаянно пригретый славой – да засиделся по сегодняшний день. Путин выразил консенсус новых русских элит, упрочив их достижения через стабилизацию и чахлый подъём государства, занявшего нишу энергетического придатка, имеющего политическое влияние лишь благодаря ещё сохранившемуся от СССР наследию, позволяющему госпромовскому империализму иногда скалиться, особенно зло следом за окатившей страну волною белоленточного кризиса, схлестнувшись со своей сестрою по несчастью – «аграрной сверхдержавой».