Unknown

- Приложу все силы, господин генерал, - отвечал он, так и не прогнав с лица улыбку удовольствия.

- Господин, да вы больны! – брат Ипполит, не стесняясь Брюнхвальда и Пруффа, схватил Волкова за запястье. Подержал так, а потом внешней стороной ладони прикоснулся к его лбу. – Что с вами произошло?

- Ночью в груди заболело, - ответил Волков, чуть смущённый. – А потом в руке. Наверное, это старая рана, ты же помнишь, у меня кости в плече поломаны, я же тебе говорил.

- От костей в плече люди не белеют, как полотно, – назидательно отвечал монах. – Биение в жилах у вас очень слабое. Пойдёмте в шатёр, я осмотрю вас. Уж простите, господа, но кавалеру нужен отдых.

Господа всё понимали, они вставали и кланялись, когда брат Ипполит уводил Волкова в шатёр.

Монах поднимал его руку:

- Так болит?

- Немного. Да, впрочем, нет уже.

- А в груди? Режет? Горит?

- Ночью немного. А сейчас только в пальцы отдаёт.

- Где?

- Тут, - Волков указал место, где ночью чувствовал жжение. – Говорю же тебе, сейчас всё прошло. А бледен я потому, что не спал ночь, да поужинать времени не было.

- Молю Господа, чтобы так и было, – с укором говорил монах. – да боюсь, что причина вашего недуга не в бессонной ночи. Всё в горячности вашей. Может, кто-то злил вас.

- Да никто меня не злил, ты вот сейчас злишь, - отвечал кавалер с досадой. – Эка невидаль, рука заболела, после того как меня сбил кавалерист, она у меня года два болела. Из-за неё, может, меня в писари взяли. Так как я ею недостаточно хорошо владел.

- А вести дурные получали, злились ночью, или, может, с девой пребывали? – не отставал монах.

- С девой я не был, письмо получил, в письме вести были недобрые.

- А вас, по вашей привычке, от злобы и перекосило, да так, что в груди защемило, - догадался брат Ипполит. – Понятно.

Нравоучительный тон молодого монаха Волкова покоробил, он встал и начал одеваться:

- Хватит уже меня отчитывать. Посплю, и всё пройдёт:

А монах ему и говорит:

- До следующей вашей злобы. А потом вы помрёте вмиг.

- До сих пор не помер, а тут помру? – Волков усмехнулся. Но усмехнулся не очень весело, он, честно говоря, до сих пор чувствовал себя нехорошо. И когда ночью офицеров собрал, и к утру, и сейчас ему всё ещё было нехорошо. Всё, всё это время ему хотелось прилечь. Не будь у него столько важных дел, так прилёг бы. Отдохнул бы. Но разве тут отдохнёшь, когда подлец граф затевает интриги, а дикари с гор и вовсе хотят войной идти? Не до отдыха тут. А монах всё бубнит и бубнит, как пономарь, не останавливается:

- Дело ваше не в плече и не в костях. У вас грудная болезнь, а она жестока. Был у нас в монастыре один брат. Именовали его брат Альфонсо, тихий был человек и незлобивый, уборщиком был, и приходил к нам с жалобой на боль в груди, говорил, что жжение чувствует, которое отдаёт в руку. Так вот он один раз прямо на мессе воскресной схватился за грудь, крикнул: как жжёт! И упал. Пока до кельи его донесли, он уже преставился. И трёх минут не прошло, как помер.

Теперь Волков смотрел на него уже взглядом недобрым, к чему, мол, ты меня пугаешь? А наглец продолжал пугать:

- У вас жена на сносях, и госпожа Ланге тоже обременена. Не будете себя беречь, так даже и не узнаете, кто кого родил.

- Ну так дай лекарство какое, - с раздражением сказал кавалер. - И хватит уже читать мне проповеди.

- И опять злитесь, в книгах пишут, что от волнений и приступов злости случаются внутренние язвы и разлитие чёрной желчи в теле. Нельзя вам больше злиться. Ложитесь, полежите. Я не знаток в деле лечения грудной болезни, придётся в книгах посмотреть. А пока намешаю вам зелье из настоя боярышника и настоя мелиссы и накапаю туда йода, буду молить Бога, чтобы помогло.

Когда монах вернулся со склянкой, генерал уже прощался со своими офицерами. Курт Фейлинг придерживал ему стремя, он садился на коня.

- Я же просил вас лечь! – воскликнул брат Ипполит с упрёком. - Нельзя вам в седло.

- Знаю, монах, знаю, но надо ехать, враги ждать моего выздоровления не будут, - отвечал ему генерал, - а с коня я слезу. Но пока нельзя, чтобы солдаты видели мою хворь, лягу в телегу, как только отъеду от лагеря.

Монах только руки развёл: ну что тут поделать.

- Господин Фейлинг, - говорит генерал, пришпоривая коня, - заберите у лекаря моё лекарство. Обещаю, монах, что буду его пить.

- Три раза в день после еды, по две больших ложки, - кричал ему в след брат Ипполит.

Волков это слышал, и запомнил. А ещё, как только отъехал от лагеря, он с радостью слез с коня и лёг в телегу. Он действительно чувствовал себя дурно. И выпил две ложки лекарства, после чего в телеге сразу заснул.

Глава 29

В Бад-Тельце его небольшой обоз остановился на ночь, он очень надеялся, что маршал фон Бок, который был тут на излечении, уже уехал. Посему, едва проснувшись и быстро поев, снова заснул на всю ночь, прежде выпив пару ложек настойки монаха.