В какой-то момент я потерял чувство времени. Знаю только: до наступления темноты, после наступления темноты, - вот и всё. Помню, как в ту ночь я с кем-то разговаривал по рации, говорил, что слышим, как мимо проходят группы неприятеля, что слышим одиночные винтовочные и пистолетные выстрелы; что раздаётся возглас или крик, - а за ним следует одиночный выстрел. Я чертовски ясно понимал, что происходит. Противник добивал наших раненых.
Когда прибыл патруль помощи, я думаю, он подошёл ко мне с юга. Я направлял его к нам, стреляя из 45-го. На юге они подобрали нескольких раненых американцев, которые тоже настроили рацию на мою частоту. Когда пришёл патруль, я слышал, как его командир оговорился, что не ожидал такого количества раненых; что их количество его ошеломило. Помню, он спросил: 'Кто здесь главный?' Я его слышал, но мозг мой долго не реагировал, пока, наконец, я не выдавил: 'Сюда'. Они привели с собой санитара, и тот сделал мне укол морфина. То был первый укол, первая медпомощь, которую я получил, - не знаю, - часов за двенадцать или даже больше. Санитар наложил мне на ногу жгут.
Командир патруля сказал, что не может взять всех: у него не хватало людей, чтобы всех унести. Сказал, что должен оставить меня и других с санитаром, что возьмёт с собой только самых серьёзно раненых. Помню, что после того, как они ушли, противник возвращался как минимум ещё раз. Группой из двадцати или тридцати человек. Мы видели, как движется противник; ночь стояла ясная, с яркой, почти полной луной.
После рассвета к нам пришло освобождение. Кто-то дал мне флягу. Я был сух, как спичка. Ночью санитар дал мне только один или два глотка. Когда пришла помощь, помню, я выдул целую фля-гу. Я помню, как меня где-то сортировали, может, на 'Холлоуэй'. Следующее, что я помню, как очнулся в больничной палате в Куинёне. За неделю до Йа-Дранга офицера-сослуживца из роты 'чарли', Пола Бонокорси, перевели туда обеспечивать взаимодействие, и он там проведывал бойцов роты 'чарли'. Он сказал мне, что в то утро, когда мы отправлялись на 'Олбани', в рапортичке о годных к службе значилось 108 человек, а на следующий день в отчёте о боевых действиях таких оставалось уже только восемь.
Я прибыл в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси, в День благодарения 1965-го года, затем был доставлен в военно-морской госпиталь Святого Албана в районе Куинс, ближайший к моему дому. Я вышел из госпиталя в 1966-ом году, в День поминовения. Ещё три-четыре месяца наблюдался амбулаторно, затем был отправлен во временную отставку, которая в 1971-ом году сменилась на постоянную.
После этого меня ненадолго отозвали на действительную службу для дачи показаний на военном трибунале в Ливенворте. Разбиралось дело рядового роты 'чарли', который упился до чёртиков за неделю до 'Олбани'. Он направил винтовку на своего сержанта и нажал на курок. Винтовка щёлкнула: то ли не была заряжена, то ли дала осечку. Затем он отправился застрелить командира роты. Он сидел на губе, когда нас драли в хвост и гриву. Его предали военному трибуналу и отправили в тюрьму, но в порядке обжалования приговор был отменён, поэтому было проведено новое разбирательство дела, и людей, которые могли бы выступить свидетелями, оставалось не так много'.
ИТОГИ
24. УПОМЯНУТО В ДОНЕСЕНИЯХ
Правда на войне - первая жертва.
- Эсхил
Вечером 18-го ноября бригадный генерал Дик Ноулз, штаб которого к тому времени осаждала растущая толпа репортёров, требовавших информации о том, что именно произошло в зоне высадки 'Олбани', созвал пресс-конференцию в штабе 2-го корпуса. С передовой просочился слух, что в долине Йа-Дранга был растерзан американский батальон, и акулы собирались. Ноулз, знавший о боях на 'Олбани' с тех пор, как совершил облёт поля боя накануне в полдень, говорит: 'Я не получал своевременной информации. Мы не могли в этом разобраться вплоть до следующего дня [18-го]. Вот когда мы узнали подробности'. На вопрос, сообщал ли полковник Браун о том, что видел и слышал во время раннего посещения периметра на 'Олбани' утром 18-го числа, Ноулз отвечает: 'Нет'. Создаётся впечатление, что штаб-квартира Ноулза получила первое реальное представление о масштабах трагедии, только когда фотограф 'Эссошиейтид Пресс' Рик Меррон, - хитростью прорвавшийся на 'Олбани', - вернулся на 'Кэмп-Холлоуэй' утром 18-го, пошатываясь, ввалился в палатку прессы 1-ой кавалерийской дивизии, бледный и потрясённый тем, что видел и фотографировал, и рассказал коллегам, что 2-ой батальон 7-го кавалерийского полка уничтожен во вражеской засаде. Офицеры отдела дивизии по связям с общественностью оперативно проинформировали Ноулза о донесении Меррона.