Читаем Unknown полностью

  В какой-то момент я потерял чувство времени. Знаю только: до наступления темноты, после наступления темноты, - вот и всё. Помню, как в ту ночь я с кем-то разговаривал по рации, говорил, что слышим, как мимо проходят группы неприятеля, что слышим одиночные винтовочные и пистолетные выстрелы; что раздаётся возглас или крик, - а за ним следует одиночный выстрел. Я чертовски ясно понимал, что происходит. Противник добивал наших раненых.

  Когда прибыл патруль помощи, я думаю, он подошёл ко мне с юга. Я направлял его к нам, стреляя из 45-го. На юге они подобрали нескольких раненых американцев, которые тоже настроили рацию на мою частоту. Когда пришёл патруль, я слышал, как его командир оговорился, что не ожидал такого количества раненых; что их количество его ошеломило. Помню, он спросил: 'Кто здесь главный?' Я его слышал, но мозг мой долго не реагировал, пока, наконец, я не выдавил: 'Сюда'. Они привели с собой санитара, и тот сделал мне укол морфина. То был первый укол, первая медпомощь, которую я получил, - не знаю, - часов за двенадцать или даже больше. Санитар наложил мне на ногу жгут.

  Командир патруля сказал, что не может взять всех: у него не хватало людей, чтобы всех унести. Сказал, что должен оставить меня и других с санитаром, что возьмёт с собой только самых серьёзно раненых. Помню, что после того, как они ушли, противник возвращался как минимум ещё раз. Группой из двадцати или тридцати человек. Мы видели, как движется противник; ночь стояла ясная, с яркой, почти полной луной.

  После рассвета к нам пришло освобождение. Кто-то дал мне флягу. Я был сух, как спичка. Ночью санитар дал мне только один или два глотка. Когда пришла помощь, помню, я выдул целую фля-гу. Я помню, как меня где-то сортировали, может, на 'Холлоуэй'. Следующее, что я помню, как очнулся в больничной палате в Куинёне. За неделю до Йа-Дранга офицера-сослуживца из роты 'чарли', Пола Бонокорси, перевели туда обеспечивать взаимодействие, и он там проведывал бойцов роты 'чарли'. Он сказал мне, что в то утро, когда мы отправлялись на 'Олбани', в рапортичке о годных к службе значилось 108 человек, а на следующий день в отчёте о боевых действиях таких оставалось уже только восемь.

  Я прибыл в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси, в День благодарения 1965-го года, затем был доставлен в военно-морской госпиталь Святого Албана в районе Куинс, ближайший к моему дому. Я вышел из госпиталя в 1966-ом году, в День поминовения. Ещё три-четыре месяца наблюдался амбулаторно, затем был отправлен во временную отставку, которая в 1971-ом году сменилась на постоянную.

  После этого меня ненадолго отозвали на действительную службу для дачи показаний на военном трибунале в Ливенворте. Разбиралось дело рядового роты 'чарли', который упился до чёртиков за неделю до 'Олбани'. Он направил винтовку на своего сержанта и нажал на курок. Винтовка щёлкнула: то ли не была заряжена, то ли дала осечку. Затем он отправился застрелить командира роты. Он сидел на губе, когда нас драли в хвост и гриву. Его предали военному трибуналу и отправили в тюрьму, но в порядке обжалования приговор был отменён, поэтому было проведено новое разбирательство дела, и людей, которые могли бы выступить свидетелями, оставалось не так много'.

  ИТОГИ

  24. УПОМЯНУТО В ДОНЕСЕНИЯХ

  Правда на войне - первая жертва.

  - Эсхил

  Вечером 18-го ноября бригадный генерал Дик Ноулз, штаб которого к тому времени осаждала растущая толпа репортёров, требовавших информации о том, что именно произошло в зоне высадки 'Олбани', созвал пресс-конференцию в штабе 2-го корпуса. С передовой просочился слух, что в долине Йа-Дранга был растерзан американский батальон, и акулы собирались. Ноулз, знавший о боях на 'Олбани' с тех пор, как совершил облёт поля боя накануне в полдень, говорит: 'Я не получал своевременной информации. Мы не могли в этом разобраться вплоть до следующего дня [18-го]. Вот когда мы узнали подробности'. На вопрос, сообщал ли полковник Браун о том, что видел и слышал во время раннего посещения периметра на 'Олбани' утром 18-го числа, Ноулз отвечает: 'Нет'. Создаётся впечатление, что штаб-квартира Ноулза получила первое реальное представление о масштабах трагедии, только когда фотограф 'Эссошиейтид Пресс' Рик Меррон, - хитростью прорвавшийся на 'Олбани', - вернулся на 'Кэмп-Холлоуэй' утром 18-го, пошатываясь, ввалился в палатку прессы 1-ой кавалерийской дивизии, бледный и потрясённый тем, что видел и фотографировал, и рассказал коллегам, что 2-ой батальон 7-го кавалерийского полка уничтожен во вражеской засаде. Офицеры отдела дивизии по связям с общественностью оперативно проинформировали Ноулза о донесении Меррона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне