Читаем Unknown полностью

  Парни роты 'чарли' капитана Эдвардса выскакивали из вертолётов и бежали к лесистому краю зоны высадки - южному краю, хвала господу. Я схватил Эдвардса, вкратце ввёл его в курс дела и крикнул, чтобы отводил людей из зоны высадки на юг и юго-запад и, обороняя левый фланг роты 'альфа', занимал блоки-рующую позицию. Я скомандовал 'Вперёд!', и Эдвардс с двумя своими радистами припустил сломя голову, крича и подавая сигналы остальным бойцам следовать за собой.

  Рассказывает Боб Эдвардс: 'При организации блокирующей позиции по нам вёлся мощный прицельный огонь из стрелкового и автоматического оружия. Затем, через пятнадцать или двадцать минут после высадки, мы получили беспорядочный миномётный и ракетный огонь. Мы ещё не вступили в контакт с пехотными отрядами противника. Углубившись в чащу, я расположил три своих стрелковых взвода в линию: 3-ий взвод справа, 1-ый взвод в центре, 2-ой взвод слева.

  Я устроил свой командный пункт недалеко от края зоны высадки, вблизи тылов 2-го взвода лейтенанта Джека Гоухигана. Сочетание удачи, быстрого реагирования на приказы и обученных, дисциплинированных солдат, исполняющих то, что приказано, позволило роте нскоро развернуть линию обороны в пятидесяти-ста ярдах от зоны высадки. Проблемой оставалась слоновая трава: когда ложился на землю, видимость крайне ограничивалась'.

  К тому времени мы с радистом Бобом Уэллеттом воссоединились с сержант-майором Пламли и капитаном Томом Мецкером около сухого ручья. Переводчик, мистер Ник, залёг на землю. Капитан Мецкер, опустившись на одно колено, выстрелил из М-16 по вражеским солдатам, появившимся в 75 ярдах к югу. Через несколько минут Мецкер получил пулевое ранение в плечо, был перевязан старшиной Артуром Дж. Ньютоном из роты 'альфа' и отправлен обратно в рощу.

  Я испытывал желание присоединиться к парням Надаля или Эдвардса, но противился искушению. Дело моё не сводилось к действиям только одной роты, ибо меня могли прижать к земле, и я стал бы просто ещё одним стрелком. Долг же мой состоял в том, чтобы стрелков возглавить.

  Щелчки и треск пролетающих пуль теперь приобрели совершенно иной характер: подобно пчелиному рою, они кружили вокруг наших голов. Я висел на рации, пытаясь расслышать сообщения сквозь помехи, когда почувствовал твёрдую руку на правом плече. Это был сержант-майор Пламли. Сквозь грохот перестрелки он крикнул: 'Сэр, если не найдёте укрытия, погибнете; погибнете вы - погибать нам всем!'

  Пламли был прав, как всегда. Любой, кто махал рукой, кричал, подавал сигналы или разговаривал по рации, немедленно становился мишенью противника. Эти ребята быстро обнаруживали и подстреливали командиров, радистов и санитаров. Ни в Корее, ни здесь меня никогда не беспокоило, что в бою могут ранить. Но Пламли меня осадил. Игра только начиналась, и время выходить из неё для меня ещё не настало.

  Сержант-майор показал на большой термитный холм высотой семь или восемь футов, стоящий в зоне высадки на полосе деревьев между двумя открытыми участками. До него было около тридцати ярдов; мы втроём кинулись к нему, и пули поднимали красную пыль под нашими ногами, и 'пчёлы' всё жужжали над головами. Тот термитник размером с большой автомобиль станет и командным пунктом батальона, и перевязочной, и пунктом снабжения, и местом сбора пленных, оружия и техники противника, а также местом, куда мы будем носить наших мёртвых.

  В 1:38 села вторая партия из восьми вертушек, доставив остальных парней из рот 'альфа' и 'чарли'. На сей раз вертушкам тоже досталось. Эдвардс и Надаль рассортировали прибывших и распределили по соответствующим ротам.

  Вместе с этой партией прибыл и медицинский эвакуационный вертолёт, доставивший медгруппу моего батальона. Большие красные кресты, намалёванные на бортах, привлекли ещё больше огня. Вертолёт привёз военврача капитана Роберта Каррару, сержанта медицинского взвода Томаса Китона и штаб-сержанта Эрла Кита. Президент Джонсон отправил нас на войну с недокомплектом по многим пунктам, но ничто не стало столь критичным, как нехватка медицинского персонала. В медпункте по штату числилось тринадцать человек. Но Китон и Кит - вот всё, чем мы располагали. И точка. В течение последующих пятидесяти часов капитан Каррара и два его сержанта творили чудеса.

  Вот как описывает своё прибытие сержант Китон: 'Между часом-тридцать и часом-сорок пять, следуя за полётом четырёх вертолётов, мы подлетели к 'Экс-Рэй' и хорошо видели наших солдат и северных вьетнамцев. Солдаты ВНА засели в лесу и стреляли по вертолёту. Лётчик санвертолёта словно застыл с нами: у него возникли сложности с посадкой машины. Мы так и не зависли как положено. Всем бывшим на борту пришлось прыгать на землю с высоты около шести футов. Пригнувшись, мы побежали туда, где находился полковник Мур, к муравейнику. Там уже сгрудились на земле двадцать или двадцать пять раненых. Мы положили мёртвых отдельно и начали работать'.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне