Канту вспоминает, как во время той ожесточённой атаки на линии рот 'дельта' и 'чарли' 'обнимал землю не хуже змеи, когда увидел то, что показалось солдатом в камуфляже с парой-тройкой болтающихся на шее фотоаппаратов. Он выскочил из-за дерева, сделал 2 или 3 снимка и юркнул за большой старый муравейник. Я подумал: 'Чувак, как же ему хочется фоток для альбома'. Я полежал там чуть-чуть и подумал: 'Парень кого-то мне напоминает'. Я пополз к дереву, потому что в следующий раз, когда парень появится, хотел разглядеть его получше, - ну и укрытия мне тоже хотелось. Долго ждать не пришлось; не было никакой ошибки. Стояла жара, его лицо раскраснелось; это был мой старый дружище Джо Гэллоуэй. Меня охватила радость от встречи хоть с кем-то из Рефухио, и в то же время грусть, потому что я не хотел, чтобы убили кого-то из дома, а он для этого всё делал как надо'.
Гэллоуэй и Канту были одноклассниками; закончили среднюю школу в Рефухио в 1959-ом году вместе с пятьюдесятью пятью другими учениками. Канту не побоялся ураганного огня, бегом пересёк угол открытой зоны высадки и нырнул в заросли, где на коленях стоял Гэллоуэй. 'Джо! Джо Гэллоуэй! Ты что, меня не узнаёшь, чувак? Я Винс Канту из Рефухио'. Парни обнялись, согласились, что вляпались в 'ничего так себе дерьмо', и, урвав несколько коротких мгновений от бушующей вокруг битвы, поговорили о доме, семье и друзьях. Канту сказал журналисту: 'Если останусь жив, буду дома к Рождеству'. Винс Канту выжил и вернулся в Рефухио, штат Техас, население 4944 человека, как раз к празднику.
13. ДРУЖЕСТВЕННЫЙ ОГОНЬ
Dulce bellum inexpertis. (Война сладка тем, кто её не испытал.)
- Эразм
Испытания стрелка Артура Виеры, тяжко раненого и скрюченного на земле рядом с телом лейте-нанта Нила Крогера, только начинались. 'Враг был повсюду; по крайней мере, две сотни бродили три или четыре минуты, - показалось, что три или четыре часа: стреляли из винтовок и пулемётов по нашим ране-ным, при этом смеясь и хихикая, - вспоминает Виера. - Я понимал, что меня убьют, если заметят, что я жив. Когда они приблизились, я прикинулся мёртвым. Оставив глаза открытыми, я уставился на маленькое де-ревце. Я знал, что у мёртвых глаза открыты. Подошёл вьетнамец, посмотрел на меня и толкнул ногой, и я перевернулся. Думаю, он решил, что я умер. Кровь текла у меня изо рта, из рук и ног. Он забрал мои часы и пистолет и пошёл дальше. Я видел, как они собрали всё наше оружие и ушли туда, откуда пришли. Помню, везде падали снаряды, бомбы и напалм, очень близко вокруг меня. Земля подо мной сотрясалась. Однако всё это валилось на вьетнамских солдат тоже'.
В секторе 2-го взвода сержант Джемисон получил пулю в живот. Невзирая на боль, он продолжал вести огонь и призывал тех, кто ещё оставался жив, упорно отстреливаться и держаться. Клинтон Поули, сельский парень из Айовы, в той огненной буре ещё был жив: 'Когда я приподнялся, что-то сильно ударило меня по затылку, швырнув голову вперёд так, что каска свалилась в окоп. Я подумал, что кто-то подкрался сзади и врезал мне прикладом, такой был удар. Никого не оказалось; это прилетела пуля - сбоку или сзади. Я наложил повязку и каской прижал её к голове. Я встал снова, чтобы осмотреться, и увидел четверых с карабинами, от нас справа по фронту. Я сказал Комеру держать прицел правее. Чуть погодя я услышал крик и подумал, что кричит лейтенант Гоухиган'. Поули и специалист Комер, боец на спусковом крючке М-60, вжарили по значительному числу видимых как на ладони солдат противника.
Стояло безветрие, дым и пыль, висевшие над полем битвы, с каждой минутой сгущались, всё более усложняя задачу обнаружения наших линий лётчикам истребителей-бомбардировщиков ВВС, ВМФ и мор-ской пехоты, а также лётчикам боевых армейских вертолётов 'Хьюи', висевших над головой. По моему приказу в 7:55 утра все взводы бросили цветные дымовые шашки, чтобы обозначить для пилотов наш пери-метр. После этого всю огневую поддержку мы перенесли на предельно близкое к себе расстояние.
Через мгновение после броска дымовой шашкой сержанта Роберта Джемисона ранило во второй раз: пуля угодила в левое плечо. Прошло около двадцати минут после первого попадания в живот. Он опять поднялся и продолжил стрельбу. Тридцать минут спустя Джемисона ранило в третий раз: 'Это было авто-матическое оружие. Пуля ударила меня в правую руку и разнесла винтовку на куски. Остался только пласт-массовый приклад. Другой пулей срезало металлический зажим на подбородочном ремне и сшибло каску. Пуля ударила так сильно, что показалось, будто у меня сломана шея. Меня свалило на землю. Я встал, но в руках уже ничего не оставалось. Ни оружия, ни гранат, - ничего'.