Unknown

      Самый обычный пейзаж. Тёмно-зелёный лес, кольцом окруживший озеро, чей цвет соперничает в чистоте с цветом неба. Мне трудно представить, что когда-то такие места действительно существовали.

      Я не помню, как выглядит небо; Лин его и вовсе не видела.

- Вот, - я вздрогнул от голоса Грега, который прозвучал уж слишком неожиданно. Подойдя к столу, мужчина положил на него пожелтевший от времени лист бумаги, который чуть ли не рвался от малейшего прикосновения. Заинтересованный, Фабиан подошел ближе, и, упираясь в стол обеими руками, склонился над листом. - Это – карта города. Ей, конечно, больше двадцати лет, да и хранилась она не в лучших условиях, но с тех пор в городе мало что изменилось, – после этих слов Росс усмехнулся. – Так что, она нам подойдет.

- Отлично, - Гаро склонился над картой, внимательно её рассматривая, – и каков наш маршрут?

- Я предлагаю идти через переулки, - Росс, почти не касаясь карты, обозначил примерный маршрут.

      Блондин нахмурился, цокнув языком.

- Через центральные улицы будет быстрее. – Фабиан ткнул пальцем по тем улицам, которые, как ему казалось, подходят больше. – Так будет проще добраться до вышки.

- Идти по главным улицам – самое настоящее самоубийство – возразил я. – В переулках хотя бы есть возможность скрыться, на открытом же пространстве мы будем для них лёгкой добычей.

- Нам нужно как можно скорее добраться до вышки и связаться с внешним миром, Райан. – произнес Гаро, повернув лицо в мою сторону. – У нас очень мало времени, и…

- И ты предпочтёшь неоправданно рисковать жизнями своих людей? – вмешался в наш разговор Грег. – Если мы пойдем так, как предлагаешь ты, вряд ли останется хоть кто-то из тех, кого ты так хочешь вытащить отсюда.

      Лицо Фабиана словно окаменело, он пристально смотрел на Грега, и трудно сказать, о чём Гаро сейчас думал. Мужчина медленно перевёл взгляд на карту, нахмурившись, и тихо, словно сквозь зубы, произнес:

- Хорошо. Сделаем так, как говорите вы.

      Мы проводим в кабинете как минимум час, выбирая оптимальный маршрут и предусматривая пути к отступлению, и лишь после этого расходимся по своим комнатам.

      Я впервые за два дня пришел в нашу с Авелин «спальню». Здесь совершенно ничего не изменилось, не считая иконы, что валялась на полу среди осколков. Нахмурившись, я поднял изображение, стряхнув с него те осколки, что всё ещё прилипали к иконе. Судя по тому, как треснула рама, Лин топтала её ногами.

      Дура.

      Держа икону в руках, я присел на постель, задумчиво разглядывая изображение. Вытащив его из разломанной ко всем чертям рамы, я положил листок на стол, после чего швырнул кусок дерева в угол «комнаты». Вздохнув, я, запустив пальцы в свои волосы, согнулся, прикрыв глаза.

- Мяу.

      Я удивлённо поднимаю голову, смотря на Беса. Кот сидит прямо передо мной, смотря на меня своими оранжевыми глазами, после чего начинает невозмутимо вылизывать переднюю лапу. Помню, когда-то в детстве слышал, что чёрные кошки приносят несчастья. Я тогда спросил у отца, мол, неужели это правда?

      Он тогда рассмеялся и сказал, что неприятности приносят люди, а не кошки.

- Эй, - я протянул в сторону кота руку. – Бес, иди сюда.

      В свою очередь он смотрит на меня как на мусор и, презрительно дёрнув ухом, встаёт на лапы и идёт к выходу. Должно быть, он пришёл сюда, ища Авелин. Этот уродец только её и любит, что немудрено – я бы тоже любил человека, который спас меня от смерти.

      Проводив кота взглядом, я откинулся на жёсткие подушки, закрыв глаза. Мне до сих пор с трудом верится в то, что скоро мы окажемся на свободе. Всё же после двадцати лет изоляции трудно смириться с тем фактом, что где-то там есть жизнь. Там люди держат друг друга за руки, прогуливаясь по улицам, дышат без противогазов, наслаждаются жизнью и заводят детей. Для нас всё это что-то далёкое, отголоски прошлого, провалившегося в Ад.

      Фыркнув, я перевернулся на бок, смотря в стену, которой служит стеллаж, повёрнутый полками в другую «комнату». Я понимаю, что завтрашняя наша вылазка будет кардинально отличаться от всех, что были до неё. Мы будем рисковать ещё больше, чем раньше, но ведь мы привыкли к риску.

      Нам нужно бороться. На одной чаше весов – свобода, на другой – наши жизни, и лишь завтра мы узнаем, какая чаша перевесит.

      Закрыв глаза, я прижимаюсь лбом к «стене» и, сжав в ладони крест, висевший у меня на шее, тихо шепчу:

- Господи, спаси нас.

      Я понимаю, что должен уснуть, но сон никак не приходит. Да и как тут уснуть, когда понимаешь, что завтра уж точно можешь помереть? Знаешь же, что ты не должен зря себя накручивать, но продолжаешь думать только об этом, продумывая разные ситуации, в которых можешь умереть, а так же рассуждать, насколько тебе больно.

      Вот он, врождённый человеческий мазохизм.