Unknown

Исправительно-трудовое учреждение ЖХ 385/7-1, куда я прибыл в феврале 1966 года, было предназначено преимущественно для лиц, сидевших за свои религиозные убеждения. Но для того, чтобы верующие испытывали дискомфорт, начальство подбрасывало пяток не то что уголовников, но этаких приблатненных крикунов, громко на всю зону оравших что-нибудь срамное. А в основном, как я уже сказал, здесь тянули срока православные и истинно-православные, баптисты и баптисты-инициативники, рассорившиеся между собой две секты иеговистов, трясуны, субботники, пятидесятники. Последние были очень активны. Помнится, на заре перестройки они ломились в Америку, имея предсказание, что эта земля — Россия — вот-вот станет пепелищем после ядерного пожара. И некоторые мои хорошие знакомые всячески ратовали за скорейший выезд несчастных пятидесятников в сытую и благополучную страну, а власти упорствовали. Наконец, правда восторжествовала: сектанты переселились в Новый Свет, оставив своих ревностных ходатаев в покинутой земле ждать геенны огненной. Ни вздоха, ни сожаления в адрес друзей-ревнителей!..

 

На этой зоне я познакомился с Николаем Мельниковым — баптистом-инициативником, т. е. таким баптистом, который по ряду пунктов вошел в конфликт с властями. Он, в частности, будучи призван во флот, отказался брать в руки оружие. Рассказывали, что ему накидывали на шею автомат, и он его скидывал с себя. Дали ему три года. Иеговисты в основном были молдаванами. На их лицах я всегда замечал какой-то однотипный смуглый оттенок, так что позже потом безошибочно по этому оттенку на лице узнавал свидетелей Иеговы. У них была хорошо налажена связь с волей. Издающийся в Америке журнал "Башня стражи" иеговисты читали в зоне едва ли не через месяц. Очевидно, хорошо подкупали надзирателей и сотрудников администрации. И у них всегда водились продукты: масло, колбаса, сало. Продуктами они нередко вовлекали в свои ряды сидельцев уголовной зоны, регулярно проводили в бараке свои занятия. Цепочка постовых в это время тянулась от штаба до секции. Едва надзиратели выходили из "мусорской" по направлению к бараку, как вестовые мгновенно делали друг другу условные знаки, и через две-три минуты стайка иеговистов в бараке рассеивалась. Менты переступают порог, — тихо, спокойно, никакой самодеятельности. Я не помню случая, чтобы стражи порядка когда-нибудь засекали их собрание. Иеговисты как бы случайно подбрасывали мне свои листочки. В таких случаях я подходил к одному из них и вежливо говорил: "Возьмите, кто-то из ваших потерял!" — "Спасибо, спасибо..."

 

Хорошие отношения у меня сложились с тихоновцем, членом истинно-православной церкви Николаем Григорьевичем Скворцовым из Донецка, а также с его соратником — крупным мужчиной с телосложением молотобойца. Власти их, конечно, терзали всю жизнь — или срок в лагере, или непрерывные гонения на свободе. В вину им вменялось все: сказал, что не надо вступать в колхоз; сказал, что не надо брать паспорт и т. д. Всякое несогласие считалось преступлением, никакие правозащитники, никакие зарубежные радиостанции их приговорами не интересовались, и красные судьи вписывали им в приговор любую чушь. Представьте: получить 25 или 15 лет за высказывания типа: "Не надо ходить на выборы"...