Человек, правда, только как раб становится здесь вещью и функционирует как вещь среди вещей по их логике. Чтобы мир идей мог отделиться от мира вещей, должен быть мир вещей, отделенный от человека (свободного грека), а потому и воспринимаемый как нечто самостоятельное. Так же начинается процесс превращения мифологии в религию и отделение эстетического момента. Скульптура из сакрально-культовой вещи, обладающей эстетическим измерением, начинает превращаться в искусство как пространство чистого бытия эстетического.
Этот процесс так и не был завершен, поскольку для наиполнейшего становления отчужденных форм общественного сознания нужно наиполнейшее становление отчужденного труда. А развитие последнего просто разрушило античное общество. В Средневековье этот процесс вообще был прерван, и синкретизм был восстановлен снова, но уже в религиозной форме. И только капитализм как тотально вещное производство, в котором человек выступает вещью наряду с другими вещами, как тотальное отчуждение в общественном производстве дал все эти формы общественного сознания.
И хоть общественное разделение труда все углублялось, формы производства целостной рациональности, пусть даже разделяющейся внутри себя на ценностную рациональность и целерациональность, оттачивались и работали в эпоху становящегося капитализма. Особенно это было важно на уровне философии как мышления о мышлении и мышления о бытии, достигшей предела в движении по линии рациональности в форме трансцендентальной философии в работах Гегеля [1], в его ЛОГИКЕ. Переход этой логики из чистой философии в универсальную науку о человеке в марксизме дал серьезные основания Энгельсу еще в ХІХ веке говорить о «ныне покойной философии» [6].
Путь науки как путь по линии рациональности как логики вещей не только сделал ее отдельной формой общественного сознания, но и положил тенденцию дальнейшего снятия науки как такой отдельной формы, поскольку она становится непосредственной производительной силой, главным образом как сила управляющая: «В своем действительном развитии капитал комбинирует массовый труд с мастерством, но делает это таким образом, что массовый труд утрачивает свою физическую мощь, а мастерство существует не в рабочем, а в машине и в фабрике, действующей как единое целое посредством научной комбинации людей и машин. Общественный дух труда получает свое объективное существование вне отдельных рабочих» [4, с. 21].
Но как только акцент опять смещается в сторону производства человека, пусть даже под вещи, под товары, ситуация начинает меняться. Производство вещей и непосредственное производство потребления и потребителя как его агента — важнейшее условие формирования социокультурного пространства товарного производства —
Потому, когда капиталистическое производство становится невозможным без непосредственного производства человека как потребителя, такие формы общественного сознания, как наука и философия, переживают этап своего разложения на отдельные идеи, мини- и микроотрасли, а целостно-рациональный взгляд на мир исчезает. Он производится только в маргинальных кустарно-штучных формах, в существовании которых огромную роль играет случайность, в то время как университеты, которые стараниями Гумбольдта когда-то подняли знамя рациональности, сменили его на знамя узкой специализации. Массово воспроизводятся только фрагменты рациональности.
И это диктуется самим характером производства, которое в полной мере не осуществляется ни по логике производства вещей (а значит, и логике управления вещами и вещными процессами, где человек выступает как вещь), ни по логике производства человека как определенной целостности. Частичное освоение социальной формы движения материи предполагает целенаправленное производство определенных качеств, состояний индивидов, производящихся в фрагментарных коллективах, но не производство человека как общественной целостности. Отсюда и клиповость (фрагментарность) сознания.