Unknown

только этого и не хватало. Да и отказываться от сеанса было

глупо — нога болела с утра, а к вечеру еще и спину ломить начало.

Помнится, он решил затащить массажиста в столичный особняк,

чтобы заодно сбросить напряжение, а потом уже отправиться в

Eisenwasserlich, но комендант изрядно заморочил ему голову и

водитель, не получивший иных указаний, погнал машину к юго-

западным Вратам. А возвращаться с полпути — плохая примета.

Причем в стольких колониях... поневоле суеверным станешь.

«А, плевать! Все к лучшему. Ну, застукал он меня, — скривил-

ся наместник. — И что? Ладно, сразу разбираться не захотел —

браслетов побоялся. Но потом-то... не зашел — значит, оно ему

побоку. Трахай, мол, кого хочешь, только к моей заднице не

лезь».

Он потянулся к телефону — вызвать Михаэля и потребовать

еще кофе — выругался и ответил на звонок секретаря.

— Господин Юрген Менк скончался, — подобающим случаю скорбным тоном доложил подчиненный.

— Вот... — Арек надеялся, что Менк все-таки выкарабкается,

и дело удастся спустить на тормозах. — Гм... свяжись с председателем Судебной Палаты и с генералом Фельдбахом. Выясни, можно ли назначить заседание тройки на первую половину дня.

Не хочу разводить волокиту. Проконсультируйся с аналитиками.

Определитесь, когда лучше провести пресс-конференцию: до

или после заседания. Я приеду в столицу примерно через полчаса, доложишь мне результаты.

— Слушаюсь.

— Общая обстановка как? — глядя на въезжающий в ворота джип, спросил наместник.

— Пока все тихо.

— Ясно... Если что-то срочное — извещай. Но я уже выдвигаюсь в столицу.

Он нажал на отбой, помахал рукой, привлекая внимание

Хайнца, и крикнул:

— Свари кофе. Соберитесь на кухне. Я сейчас спущусь. Надо поговорить.

Кухню он выбрал намеренно — молодежь там толклась

постоянно, а значит, считала своей территорией. Пусть чувствуют себя уверенней. Разговор того требует.

— Вам вчера прислали директиву? — поинтересовался

он, усаживаясь на жесткую табуретку и принимая кофе из рук

Хайнца. — Относительно местного персонала?

— Вы же знаете...

— Я не знаю, что ты знаешь, — усмехнулся Арек. — У нас с

тобой разный уровень доступа к информации, скажем так.

— Простите, хаупт. Вчера, во второй половине дня, для охраняемых лиц категории «А» ввели в действие режим «Осада».

Приказано выставить вон местных слуг и перейти на продукты

кеннорийского производства. Никаких закупок на рынках или в кафе...

— Люксу ты об этих переменах оповестил?

— Нет, — жестко ответил Хайнц и покосился на недовольного Михаэля. — Я выполнил ваше личное распоряжение и оставил его в доме. Его и Шелехова. И замкнул ворота, чтобы на охраняемую территорию не вошли посторонние.

Переводчик слегка побледнел.

— Очень хорошо. Вы уже узнали подробности происшес-

твия, после которого разослали директиву и велели отстранить от работы местных слуг?

Хайнц неуверенно дернул плечом:

— Официального объяснения не было. Но я позвонил знакомым, расспросил... Говорят, что вчера в обед кому-то из шишек...

— Заместителю председателя Государственного Банка Юргену Менку, — уточнил наместник.

— ... слуга-туземец насыпал в кофе снотворное. Кеннорий ское снотворное. Подождал, пока хозяин отключится, и несколько раз ударил ножом. Вроде бы туземец задержан, а

Менк в реанимации.

— Он умер, — поморщился наместник. — Если б выжил...

туземца с глаз долой в лагерь, народ бы неделю поохал, и

все утихло. Раз умер, придется убийцу вешать, жилой район

выжигать. Наши законы вы знаете. Сейчас начнется свисто-пляска... Казним, спалим — поднимутся местные. Высоко не подпрыгнут, но забот прибавят. Не казним, не спалим — получим бунтующий гарнизон.

После его слов повисло тяжелое молчание. Увидев портси-

гар, Хайнц достал с полочки пепельницу и со стуком поставил ее на стол.

— А за что он его, хаупт? Ну... была же какая-то причина?

— Первая мысль — Менк слугу бил-насиловал и сам

нарвался, да? Все так подумали. Хором. Редкостное единодушие

проявили. Но после первого допроса туземца вскрылись

прескверные, отягчающие обстоятельства. Господин Юрген

Менк был на редкость добропорядочным кеннорийцем. Он

платил парню зарплату, изредка требовал, чтобы тот пылесосил

под кроватью, не проверял счета из продуктовых магазинов, не

спрашивал отчета о расходе стирального порошка, и — упаси

Пламя — не жил с ним половой жизнью. Брезговал Юрген

туземцами. Ах, чуть не забыл. Платил вовремя, день в день, а к

празднику награждал премиями.

— Тогда — почему? — нахмурился Хайнц.

— Убийце двадцать восемь лет, вся его семья — родители,

брат и невеста — погибла при захвате. Он единственный, кому

удалось выбраться из горящего дома. Мотив прост. Месть.

Месть за разрушенную жизнь, за горе, за одиночество. У парня

хватило ума не бросаться на первого попавшегося кеннорийца

с голыми руками. Он окончил языковые курсы, пошел работать

официантом в ресторан. Планировал отравить хотя бы десяток

захватчиков, но столкнулся с проблемой — сильный яд нелегко

достать. А потом ему кто-то рассказал, почему кеннорийцы не

опасаются отравителей. Большинство ядов — я имею в виду

местные яды — не действуют на генетически модифицированный