Unknown

в министры иди. Неделю помелькаешь у всех на глазах, для

показухи, а потом начнешь выполнять мои личные поручения. Я

найду, чем тебя занять.

— Это... это странно выглядит, хаупт, — проговорил Михаэль. — Вы напоминаете мне, что я состою в недопустимой связи, и тут же берете моего любовника на работу.

Арек рассмеялся:

— Я беру его на работу, а не в постель. Ты же не собираешься с ним разводиться? Ой, молчи, и так все ясно! Мне выгодно, чтобы вы были у меня на глазах. И чувствовали себя обязанными.

Чем крепче привяжу, тем меньше вероятность, что болтать начнете. Мне надо, чтобы вы хотя бы полгода языки за зубами продержали. Потом история с моим туземным любовником и трупами подернется дымкой времени и перейдет в разряд «то ли было, то ли не было». Главное, чтоб не раскопали по горячим следам. Я доступно объяснил свои действия?

— Вполне, хаупт.

— Это хорошо. Как облагодетельствовать вас с Рейном я

придумаю, Хайнц. Поверь мне на слово, я изобретательный. А сейчас... время поджимает. Поехали. Дел полно.

Усаживаясь в джип, он покосился на пустой балкон.

«Ты струсил».

Внутренний голос напоминал голос Грэга.

Арек стиснул зубы. Ни смерть, ни наказание за грехи, отяг-

чающие душу, его не пугали. Воинов судит бог войны, а ему

нет дела до шашней с туземцами. Если ты не запятнал себя

трусостью в битве — пройдешь сквозь пламя и встретишься с

празднующими победу боевыми товарищами. Ну, так обещают...

Он не боялся смерти. Он боялся выжить после покушения,

очнуться на больничной койке и увидеть взбешенного дядю

Вальтера, успевшего допросить телохранителей и Люксу и жаж-

дущего обсудить вопрос: «Как тебе в голову пришло связаться с туземцем?»... Нет, только не это!

«Струсил, шатци...».

«Я не струсил. Я разорвал неприемлемые узы, пока из них не возникло нечто большее».

Телефон нового военного коменданта Eisenwasserlich наше лся сразу — наместник почти не рылся в меню.

— Слушай меня внимательно, — посоветовал он собеседнику. — Eisenwasserlich — курорт. Я гуляю по здешним терренкурам и вкладываю деньги в санаторий. И перестану гулять и тратиться, если в этом местечке пропадет доброжелательная атмосфера. Не сегодня, так завтра до вас докатятся столичные настроения. Отомстим за смерть Менка и все такое...

— Он умер, хаупт?

— Да. Но мы говорим не о его вознесении в чертоги. Мы говорим о последствиях. В Eisenwasserlich их быть не должно.

Соберешь работников санатория, прогуляешься в жилой комплекс и предупредишь — хоть одного туземца тронут, вылетят с Тагана с такой характеристикой, что в лагерь надсмотрщиками не возьмут. Понял?

— Понял, хаупт, — подобострастно отозвался новый комендант. — На курорте, который вы удостаиваете своими посещениями, должен соблюдаться образцово-показательный

порядок. Ни жертв, ни погромов. Я прослежу.

— Умница. Все, заканчиваю разговор, мы в Ворота въезжаем.

На самом деле джип еще петлял по улочкам города.

«Полумеры, шатци? Тогда уже надо заехать, предупредить,

чтоб он на улицу не высовывался лишний раз».

— Рейн, гони к Вратам, опаздываю! — рыкнул второй наместник Тагана, стыдясь того, что не попер против течения жизни, а проявил благоразумие и здравомыслие, прили-чествующие кеннорийцу его возраста и положения.

эпилог

В Пепельной Скрижали записано — каждый кеннориец отмечен печатью своего бога-покровителя. Мимолетное прикосновение к новорожденному младенцу определяет его судьбу. Богиня плодородия привязывает своих детей к родной земле, а бог войны открывает перед избранными сынами двери в иные миры, для побед в боях или смерти во славе.

Красивая сказка — ведь стерильность плода определяется

еще в утробе матери. Но сказка-ложь все-таки несет в себе крупицу правды.

Сыновья и дочери богини плодородия никогда не покидают

Кеннор. Даже достигнув возраста, в котором зачатие и рождение

ребенка становится невозможным. Порядок бытия был нарушен

лишь единожды — один из императоров позволил подданным,

миновавшим пору зрелости, выезжать на курортные планеты

и во вторую столицу. Через полгода жестокая эпидемия

выкосила треть «племенных» кеннорийцев — инфекция, не

приживавшаяся в генетически модифицированных организмах

браслетчиков, распространилась по планете-матери со скоростью пожара. Врата закрыли на десяток лет, очищающие камеры перестроили и усовершенствовали, но это не вернуло к жизни погибших.

Урок пошел впрок, и ни один из императоров не рисковал идти против воли богов. Запрет на выход во внешние миры был, пожалуй, единственным законом, который не мог нарушить Марк. Добиться тайного прохода сквозь Врата невозможно —

ни деньгами, ни связями, ни шантажом или подкупом.

Не сильно-то он об этом жалел. Но иногда, слушая рассказы

шурина или пасынка, с трудом подавлял поднимающее голову

чувство зависти. За Вратами царила совсем другая жизнь...

— К обеду спалили шесть микрорайонов, — Арек прервался и сделал очередной глоток конька. — Военная полиция с ног сбилась. А толку? Любой, кто по улице идет или едет — потенциальный мститель. Или жертва. Местные-то тоже завелись. Пару бутылок с зажигательными смесями в открытые машины кинули. В общем — караул, что творилось.