Unknown

и убеждены, что единственный способ сделать это - поддержать стерлинг как мировую валюту. Для этого она тратила свои драгоценные доллары на покупку фунтов стерлингов, но вскоре ее чиновники должны были обнаружить, что они отдавали приоритет не той половине стерлинговой системы. Важен был не стерлинг, а система. Важна была не кровь, а пробирки, по которым она текла. Если перелить доллары в эти старые склеротические артерии, закупорки исчезнут, и живительный капитал снова хлынет в мировую экономику; это заставит Лондон снова почувствовать себя молодым, а Сити - совершенно случайно - изобретет один из самых значимых финансовых инструментов двадцатого века: евродоллар.

Вам может показаться, что я уже рассказывал эту историю в Moneyland, моей предыдущей книге о финансовом мошенничестве, и действительно, в ней есть сходство с историей о еврооблигациях, которая сама по себе является центральной для подъема клептократии. Маленький, отверженный британский банк нашел источник капитала - для евродолларов это были Мидленд и Советский Союз; для евробондов - Варбурги и Швейцария - и создал новый бизнес, который изменил мир. Но на этом сходство заканчивается. Еврооблигации были розничным рынком, позволявшим уклоняющимся от уплаты налогов, клептократам и случайным беженцам прятать незаконные средства от правительств. Евродоллары были гораздо важнее. Это был оптовый рынок, который позволял банкам привлекать средства без ограничений и лимитов. Еврооблигации легко понять - это тайное богатство, гарантированное бумажками. Евродоллары гораздо сложнее. Экономисты ломают над ними голову практически с самого момента их появления.

Одним из первых экономистов, попытавшихся понять их, был Джеффри Белл, с которым я познакомился в его довольно величественной квартире на четвертом этаже в Холланд-парке на западе Лондона. Сейчас у него легкий американский акцент, благодаря десятилетиям жизни в США, но родом он из Гримсби, рыбацкого городка в устье Хамбера на северо-востоке Линкольншира. Он получил образование в местном техническом колледже, а затем в Лондонской школе экономики, после чего поступил на работу в Казначейство, где поставил перед собой задачу понять, что происходит с этим новым рынком, что было непросто, поскольку чиновники Банка Англии поставили перед собой задачу остановить его. Он был всем, что они ненавидели: умным, книжным, рабочим классом, провинциалом, посторонним человеком, который лезет в их дела.

"Я помню снобизм в Банке Англии и в Сити, вообще в Сити... В те дни он, конечно, не был бастионом демократии, если не сказать больше", - сказал он мне. "Старшие люди были очень высокопоставленными, а младшие знали свое место. Я помню, как меня не пускали на семинары в Сити. Я был исключен из Сити. Я держался особняком".

Белл проводил большую часть своих исследований, будучи прикомандированным к центральному банку США - Федеральной резервной системе. В архивах Банка Англии хранятся письма, которые он писал в Threadneedle Street в поисках информации о рынке евродолларов, и в которых отражены трудности, с которыми он столкнулся при его изучении. "Дорогой Джон, позвольте пожелать вам счастливого Нового года, и я с нетерпением жду встречи с вами этим летом", - написал он в сопроводительной записке к статье, написанной им для академического издания. Сотрудник Банка сделал аннотацию, в которой он неизбежно упоминается как "Белл". В следующем письме он повторил попытку ("Дорогой Джон" с подписью "Джеффри"), прося разрешения на публикацию статьи, что вызвало обмен внутренними записками. Есть что-то героическое в его настойчивом желании подписываться "Джеффри", но для них он всегда был "Беллом", и, как говорилось во внутренней записке, его просьба была "неловкой". "Мне кажется, это совершенно не по правилам, что кому-то из сотрудников Казначейства разрешается писать статьи для журналов", - фыркнул один чиновник в рукописной аннотации к одному из его документов. "Можно предположить, что он обладает специальными знаниями". Когда он получил свой ответ ("Дорогой Белл"), в нем не было никакой полезной информации.

Неудивительно, что он остался в Америке, где работал с экономистами калибра Пола Волкера и Алана Гринспена, которые впоследствии возглавили Федеральную резервную систему. "Я узнал их всех, потому что они не были снобами", - вспоминал он. "Раньше я не понимал, что можно сделать с помощью исследований".

Ему не следовало принимать близко к сердцу отказ Банка Англии делиться с ним информацией: так было почти со всеми. Сотни его чиновников хранили свои секреты и оставляли правительство в неведении относительно этого бурно развивающегося нового направления бизнеса. В архивах Банка снова и снова встречаются указания не делиться информацией с чиновниками Уайтхолла, но в конце концов информация все же просочилась наружу, и экономисты попытались проанализировать этот новый рынок и понять, что происходит. Это была непростая задача.