Unknown

Энди Фэрроу: Ghost Reveries выстрелил, получив отличные продажи, к тому же группа целиком исполнила этот альбом на концертах в честь 25-летия. Blackwater Park был ключевым рубежом, Damnation иллюстрировал рост и гибкость коллектива, Ghost Reveries же был металлическим альбомом, и даже когда смотришь на промо-фотографии, сразу ясно, что это металлическая группа. Всё это стимулировало их развитие, к тому же там были весьма выделяющиеся на фоне всей пластинки композиции, так что мне кажется все эти факты вытащили Opeth из андеграунда и они добрались до широкой металлической аудитории. Когда я только начал работать с группой, их аудитория была сплошь из 15-летних подростков в чёрных футболках, так что теперь разница бросалась в глаза. Я вовсе не чувствую себя старым на их концертах, ведь теперь их фанаты - это бородатые мужики, лысые дядьки, самые разные люди; и что ещё я заметил с выходом Ghost Reveries, так это заметно увеличевшаяся доля девушек в зале ― так что этот альбом наконец-то раскрыл глаза на группу самой широкой аудитории и группа долгожданно выбралась из ниши, в которой пребывала долгие годы.

Микаэль: После Ghost Reveries мне кажется Петер планировал, ну или как минимум подумывал о том, чтобы уйти, потому что от него уже не было отдачи в записи, единственное, что он предложил было соло к Beneath The Mire. Его уверенность в себе как в музыканте была ниже чем когда бы то ни было, на что, быть может, повлиял и я сам, потому что если в группе что-то идёт не так, то я становлюсь жёстким и иду напролом к цели. Он не был вовлечён в рабочий процесс, я давал отмашку, а он просто делал то, что я скажу. Звучит грубовато, но ощущения у меня вот такие были тогда. Не то, чтобы я был каким-то тираном, просто всё вокруг разваливалось, так что волей-неволей пришлось держать в уме тот факт, что если уж кто и должен был быть ответственным за сохраность нашего судна в этом плавании, то это должен быть я. Альбом должен выйти и я понимал, что мы рано или поздно разойдёмся, я не мог пустить всё на самотёк, даже если бы это ранило чьи-то чувства. Положа руку на сердце, думаю ребята со мной в этом согласятся. Альбома бы не было, не будь у меня заряда, и Петер к счастью это понимал и был на моей стороне. Он был нужен мне, даже если возможно я заставлял чувствовать его себя бесполезным. Я сожалею об этом, но вместе с тем другой вариант развития событий был бы таким же хреновым.

Во время тура Ghost Reveries ситуация с Петером совсем осложнилась. Были и драки, и хлопанья дверьми, и крики. Он покинул наш туровый автобус и ездил с другими группами; всё стало совсем уж плохо, и недолго спустя наше сотрудничество подошло к концу.

Петер: Спустя годы мы с Майком всё равно очень хорошие друзья. У нас одна история на двоих, так что мы частенько общаемся и вспоминаем всякое, типа «А помнишь, как тогда?..». Уйти из Opeth было самым тяжёлым решением всей моей жизни, потому что столько труда вложено в группу, которая главенствовала в моей жизни на протяжении 15 лет: я абсолютно всё вложил в музыку.

Возможно всё дошло до пика во время тура. Я уже был женат и мы планировали завести детей, но я всё время был в разъездах и почти не появлялся дома, плюс к этому я продолжал обучение и планировал с этим что-то делать. В этом плане я всегда вспоминаю группу Saxon, и смотря на Биффа Байфорда я понимал, что я не хочу быть старым и кататься в турах не потому, что хочется, а потому что приходится. Не уверен, конечно, в его мотивах, но вы поняли о чём я.

Я получал огромное удовольствие от выступлений с группой, но я не хотел выступать настолько много, и я поймал себя на мысли, что мне это уже не так нравится, как раньше. Всё превратилось из страсти и одержимости музыкой в работу. Концерты проходили великолепно, но вот шоу кончается и ты остаёшься в городе, в котором не хочешь быть, ты торчишь в целый день в автобусе, скучаешь по дому. Я жил этой мечтой, но у неё была обратная сторона медали, которая убила во мне любовь к музыке. Уже долгое время мы не репетировали с группой чисто ради удовольствия, всё превратилось в оттачивание рабочих моментов, так что всё превратилось в работу и ничего более.