Unknown

— Для меня большая честь подарить вам этот опыт, моя дорогая. Он протягивает ей компакт-диск и портрет.

Пара после нее не задерживается, просто подписывает свое дерьмо и уходит, и вскоре я оказываюсь перед слуховым кумиром Джиджи, чувствуя себя не в своей тарелке и, честно говоря, глупо.

Но Гаррет толкает меня локтем, и я делаю шаг вперед.

— Эмм. Зравствуйте. мистер Греббс. Большой поклонник.

Краем глаза я вижу, как Гаррет поджимает губы, чтобы сдержать смех.

— Ну, на самом деле, фанаткой является моя жена. У нее все ваши... звуковые ландшафты.

Гаррет кашляет в ладонь.

— Серьезно, она свято слушает вас. В машине, на пробежках, когда медитирует.

— Как чудесно. — У Дэна Греббса добрые глаза. В нем есть что-то такое же успокаивающее, как и в его звуках.

И я никогда, никогда не скажу Джиджи, что я только что подумал, что его звуки успокаивающие. Она всегда будет использовать это против меня.

— Как зовут вашу жену, молодой человек?

— Джиджи. — Я произношу это по буквам для него.

Он берет черный фломастер и наклоняется, старательно выписывая что-то похожее на эссе по всей нижней части своего портрета. На фото он одет в комбинацию из клетки и подтяжек. Я почти уверен, что сейчас на нем они же.

Он протягивает его мне.

— Так заботливо с твоей стороны сделать это для своей жены.

— Спасибо вам.

Мы отходим, чтобы освободить место для следующего фаната. Я сворачиваю снимок, потому что не хочу его складывать. Гаррет продолжает наблюдать за мной.

— Перестаньте так на меня смотреть, — ворчу я. — Я знаю, что это глупо.

Он просто вздыхает, качая головой про себя.

— Ты действительно любишь ее.

— До последнего вздоха, — просто отвечаю я.

Его пальцы крепко сжимают кофейный стакан.

— Она что, собирается избегать меня вечно? — несчастным голосом спрашивает он.

— Надеюсь, что нет. Но вы ее знаете — она упрямая. — Я пожимаю плечами. — И она провела всю свою жизнь, пытаясь угодить вам.

В его глазах вспыхивает чувство вины.

Я быстро успокаиваю его.

— Вы не давили на нее, я понимаю. Она сама на себя давит и осознает это. Но это не меняет того факта, что все, чего она когда-либо хотела, — это заставить вас гордиться ею.

— Я действительно горжусь. И не только потому, что она хороша в хоккее. Послушай, я сказал это в гневе. Но на самом деле это был не гнев. Это был страх. — Он на мгновение закрывает глаза. — Потому что в тот момент я понял, что потерял ее. Она больше не принадлежит мне.

Моя голова дергается от удивления.

— Я не имею в виду принадлежит как собственность, — хрипло говорит он.

— Нет, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Она моя маленькая девочка. Однажды ты поймешь, что это значит, если у вас двоих будут дети. Если у тебя будет дочь.

Он продолжает говорить, пока мы идем дальше по улице к отелю.

— Я бы хотел, чтобы она просто позволила мне все объяснить.

— Она позволит. В конце концов.

Он криво усмехается.

— Это не очень обнадеживает.

— Если вам нужен свой личный болельщик, я не тот, кто нужен.

— Я так и думал.

— Но я поговорю с ней еще раз от вашего имени. Не думаю, что из того, что вы двое не разговариваете, выйдет что-то хорошее...

— Люк Райдер?

На нашем пути появляется мужчина в очках и спортивной куртке. Мой инстинкт самосохранения мгновенно просыпается.

— Да? — Осторожно спрашиваю я.

В его глазах появляется голодный блеск, и внезапно он лезет в карман за мини-диктофоном, который сует мне в лицо.

— У вас будут какие-либо комментарии по поводу предстоящего слушания дела вашего отца об условно-досрочном освобождении?

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

РАЙДЕР

Буря в СМИ

Холодное, трепетное чувство шепчет мне в грудь. Оно движется на юг, превращаясь в тошнотворное покалывание, заставляющее мое нутро сжиматься.

Я ошеломлен и теряю дар речи. Не то чтобы я с самого начала был большим болтуном, но при других обстоятельствах я бы, по крайней мере, смог выдавить из себя пошел ты или проваливай.

Но у меня ничего не выходит.

— Мои источники сообщили мне, что вы отказываетесь выступать против него на слушании, — настаивает репортер, когда я не отвечаю. — Вы поддерживаете освобождение вашего отца?

Он не единственный репортер, который крутится поблизости. Еще несколько человек прячутся в вестибюле отеля, акулы, почуявшие мою кровь. Мужчина с блокнотом в руках и женщина с оператором на хвосте спешат к ним.

— Люк Райдер? — нетерпеливо спрашивает женщина. — У вас есть какие—нибудь комментарии относительно...

Гаррет замечает выражение моего лица, и его собственное тут же превращается в камень. Он рявкает:

— Без комментариев, — а затем кладет руку мне на плечо, чтобы увести.

В лифте он серьезно смотрит на меня.

— Какой этаж?

— Девятый, — слабо отвечаю я.

Через несколько минут мы с Гарретом заходим в мою комнату. Весть об акулах внизу уже распространилась по всему Брайару, потому что несколько моих друзей уже находятся в комнате. Они попеременно то с тревогой поглядывают на меня, то стараются не таращиться на Гаррета Грэхема.

— Чувак, внизу куча репортеров, которые задают вопросы, — мрачно говорит Шейн.

— Ага, только что видел их.