Unknown

Она тянется через стол и берет обе мои руки в свои.

— Я знаю, что ты потерял свою мать в юном возрасте, — начинает она.

Я ерзаю на стуле, от дискомфорта напрягаются мои плечи, потому что я не знаю, много ли Джиджи рассказала своим родителям о моем прошлом. Я не просил ее держать в секрете то, что сделал мой отец, но мысль о том, что ее родители знают, все еще тревожит.

— Не легко расти без матери.

Я пожимаю плечами.

— У меня были приемные мамы.

Она изучает мое лицо.

— Они были добры к тебе?

Я резко встряхиваю головой. Мое горло сжимается.

— Я так и думала. — Она сжимает мои руки. — И именно поэтому я пришла. Я хотела, чтобы ты знал, что я здесь ради тебя. Я серьезно, Люк. Я не сомневаюсь, что ты будешь в нашей жизни еще долгое время, и меня это нисколько не беспокоит.

В глубине души возникает щекочущая мысль. О моей собственной матери. Если бы она была жива, и я привел бы домой девушку, на которой женился, интересно, как бы она отреагировала. Хватило бы у нее мудрости понять, что Джиджи на самом деле не “какая-то девчонка”, а вся моя жизнь.

Но я никогда не узнаю. И эта мрачная мысль царапает что-то внутри меня. Я моргаю. Моргаю снова. Влага в моих глазах не рассеивается. Это просто всплывает, искажая мое зрение.

— Эй, — мягко говорит Ханна. — Все в порядке.

Я поворачиваю голову, чтобы избежать ее взгляда. Я чувствую себя разоблаченным.

Поэтому она встает со своего стула и приседает передо мной.

— Прости. Мне не следовало упоминать о твоей матери.

— Нет, все в порядке. — Мой голос срывается. Я провожу предплечьем по лицу, вытирая глаза рукавом.

Прежде чем я успеваю ее остановить, мама Джиджи крепко обнимает меня, и теперь я плачу в ее объятиях, как маленький ребенок.

Это так чертовски неловко.

Она протягивает руку и убирает прядь волос с моего лба, не обращая внимания на мои слезы.

— Все, что я пыталась сказать, это то, что теперь ты моя семья. Я знаю, что я не твоя настоящая мама, но думаю, что неплохо справляюсь со своими детьми.

— Справляетесь, — хрипло говорю я.

— Так что, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, я на расстоянии звонка или смс. Я всегда буду рядом с тобой.

Внезапно я слышу, как открывается входная дверь. Голоса Шейна и Беккета. Я быстро вытираю глаза, в то время как Ханна встает и садится обратно на свое место. Она делает глоток воды, затем ставит бутылку на стол и вздыхает.

— Итак. А теперь, как мы собираемся решать проблему отца и дочери?

Это легче сказать, чем сделать. Проходит неделя, а Джиджи по-прежнему отказывается разговаривать со своим отцом. Гаррет был в таком отчаянии, что даже позвонил мне и попросил поговорить от его имени. Я сказал, что попытаюсь. Потому что, во-первых, он мой кумир. А, во-вторых, теперь он мой тесть.

Но... она моя жена.

Жена.

До сих пор кажется нереальным говорить это. За всю мою жизнь ничто не казалось мне совершенно правильным, кроме хоккея. Когда я там, на льду, гоняюсь за шайбой, бью по воротам, именно тогда я всегда чувствовал себя самым собой. Чувство сопричастности, как будто я был именно там, где и должен был быть.

Я чувствовал такое только один раз в своей жизни.

Когда я сказал Да Джиджи в здании суда.

Мы выбрали друг друга. И она права — я не ожидаю, что это будет легко. Жизнь никогда не бывает такой. Но именно с ней я хочу встретить все невзгоды. Она мой партнер, и что бы ни случилось, мы всегда будем прикрывать друг друга.

Поэтому мне нужно прикрывать ее сейчас, хотя я понимаю, что ее отец сожалеет о каждом слове, сказанном им в тот день в раздевалке.

Но, черт возьми, эти слова глубоко ранили ее. Она пыталась угодить ему всю свою жизнь, а он берет и говорит, что разочарован в ней? Нет, что он никогда не был так разочарован в ней?

Ей потребуется много времени, чтобы забыть это. Гаррет знает, и именно поэтому он в отчаянии обращается ко мне. Я знаю, должно быть это убивает его. Очевидно, что он не одобряет наш брак.

Как ни странно, кое-кто, кто меня не осуждает — кроме моей свекрови, — это мой новый шурин. Уайатт написал мне из аэропорта в то утро, когда улетал из Вегаса.

(прим. перев. В америке шурина называют brother-in-law, что дословно переводится как брат-в-законе и имеет аббревиатуру BIL)

УАЙАТТ:

Обидишь мою сестру и я обижу тебя. Тебе понятно, Билл?

Я:

Билл?

УАЙАТТ:

Шурин. Пытался написать BIL, но автозамене это не понравилось. Так что, теперь ты Билл. Не обижай ее, и у нас будет все хорошо.

Я:

Не буду, и круто.

УАЙАТТ:

Добро пожаловать в семью. Я полагаю, нам нужно приложить усилия, чтобы поладить. Теперь, когда мы застряли с тобой навсегда.

Я:

Спасибо, Билл.

Уайатт не прилетит в Бостон, чтобы посмотреть, как я играю в “Замороженной четверке” завтра вечером, но Ханна и Гарретт приедут. Гаррет, вероятно, надеется, что у Джиджи не будет другого выбора, кроме как признать его существование, если они будут сидеть вместе.