Unknown

– Я удвою платеж и переведу его на твой счет.

Он смеется.

– Думаю, ты уже не сможешь потратить эти деньги, когда умрешь. – Он толкает посылку.

Я хватаю пакет и прячу за спиной. Ощупываю содержимое.

– Если спросите меня… это пустая трата денег. Мог получить то же самое в лазарете. – Продолжает он бормотать себе под нос, уходя.

Как только гаснет свет, разворачиваю бумажный пакет. В небольшом мешочке лежат три большие белые таблетки. Я с улыбкой читаю оттиск. Пенициллин.

Взять с собой лекарства будет непросто. Я открываю пустую коробку от паззла и отодвигаю картон вдоль края, а затем запечатываю внутри таблетки. Я вздрагиваю от мысли о том, где мне придется прятать таблетки, когда придет время.

Прежде чем исчезнет оранжевое свечение верхнего освещения, я снимаю велорукава и становлюсь на колени перед карманным зеркалом, прислоненным к столу. Я наклоняюсь назад, чтобы посмотреть на свежие чернила между лопатками.

Самой сложной частью были наброски. Надо было убедиться, что изгибы выровнены, что линии гладкие. Я выкапываю чернила и заточку из полого отделения в основании койки. Нелегкий подвиг – держать охранников в неведении относительно контрабанды. Щепку от скамейки длиной с указательный палец, которую я подобрал во дворе, я использую как ручку для тонких острых зубчиков, которые мне удалось стащить с кухни. Еще один плюс от моей связи с общим блоком.

Расставляю точки словно иголкой, чтобы растушевать черными чернилами. Обмокнуть и проколоть. Повторить. Это утомительный процесс, но результат стоит затраченных усилий. Сосредоточившись на процессе, я представляю ее руку – чернила, которые она так старается скрыть.

Затем, после утомительного повторения, на штриховку накладывается самый важный элемент. Я не могу забрать модель с собой, но могу снять размеры и перенести особенности. Формула. Все важные детали нужно спланировать заранее. Запасы. Проверить список предметов. План исполнения.

И самое главное: Лондон.

Без нее ничего не получится.

Рука дрожит, предвкушение подпитывает мой адреналин.

Лондон утверждает, что я не способен чувствовать – что я психопат без капли эмпатии.

Не могу сказать, что я не согласен с ее оценкой.

Однако есть разные виды психопатов. И, как и многие ее коллеги, она не осознает, что неэмпатичный вид может существовать и существует.

Я тому доказательство.

«Ограниченный круг сопереживания» – вот как это называется, но для того, чтобы это понять, легче всего провести параллель с мертвым деревом. Представьте, что у дерева отрезали все ветви. Это дерево всю свою жизнь было в темноте, медленно умирая и разлагаясь, и вдруг на него посветило солнце и из ствола вырывается крошечная веточка. Стебель тянется к солнцу, приближаясь к единственному свету, который он когда-либо знал.

Одна живая конечность на мертвом дереве.

Лондон – это солнечный свет, и эта новая веточка – чувства, которые я могу испытывать только к ней.

Для моего вида любовь трудна, но не невозможна.

С каждым разрывом на коже, каждым пятном на плоти, я иду вразрез со своей природой, чтобы доказать ей это. Как и многие неизведанные магистрали, дорога любви и сочувствия была непривычным путем для нейронов в моем сознании. Если не заботиться о чем-то, оно умирает. Я родился со способностями, как любой другой человек рождается со способностью чувствовать, сопереживать, любить – только мне никогда не приходилось проявлять эти эмоции. Они слабы и неразвиты.

Безделье – мать пороков… и все что из этого следует.

Я улыбаюсь про себя.

А потом была она. Сработали синапсы, открывая забытую и бездействующую дорогу. Я никогда не чувствовал никакой связи с человеком...

До нее.

Я жажду этого диковинного ощущения. Жажду взрастить это темное маленькое семя, что она посеяла в моей душе. Моя собственная версия любви может быть извращенным существом, но это создание голодно и требует, чтобы его накормили.

Глава 13

РАЗОБЛАЧЕНИЕ

ЛОНДОН

Я вытащила из чемодана все юбки. На кровати уже валяется куча черных и серых брюк, пока я пытаюсь подобрать наряд, который не соблазнит ни меня, ни Грейсона, одновременно размышляя о сегодняшнем сеансе.

С губ срывается невесёлый смешок. Я бросаю пару старых брюк в открытый чемодан. Сеанс. Вот как я это называю. Позволить пациенту – очень больному пациенту – сделать мне куни в моем же кабинете.

Я с проклятием застегиваю чемодан.

Пациенты и раньше находили меня привлекательной. Как я призналась Сэди, я много раз имела дело с переносом… но никогда на таком уровне. Никогда с такой интенсивностью и искушением. И я никогда не поддавалась этим искушениям – никогда не позволяла случиться тому, что произошло сегодня в моем офисе.

Я закрываю глаза и падаю на кровать. Кожу все еще покалывает, и я все еще чувствую тепло от его прикосновений. Я непросто испытывала соблазн затеряться в том моменте экстаза, рискнуть слишком многим… это было опасно. Вот почему я собираюсь приехать в Нью-Касл пораньше. Чтобы оказаться от него на расстоянии шестисот миль и покончить с этим испытанием.

Мобильный, лежащий на прикроватной тумбочке, вибрирует.