Я хмуро смотрю на телефон, прежде чем развернуться и схватить его.
– Доктор Лондон Нобл.
– Доктор Нобл, это генеральный прокурор Ричард Шэфер. У вас есть минутка поговорить?
Я сажусь.
– Да, конечно. Чем могу помочь, мистер Шэфер?
– Просто хотел поздороваться и убедиться, что вы получили материалы, которые отправил мой офис.
Убираю челку с глаз.
– Спасибо. Да, хотя и не подозревала, что вы сами будете выступать в суде. – Ноутбук стоит у изножья кровати. Я притягиваю его к себе и открываю.
Честно говоря, занимаясь завершением оценки Грейсона и нашими сеансами, я так и не посмотрела на новые материалы. Другой психолог сказал бы, что я подсознательно избегаю их, так как не могу справиться с вероятным исходом, и это могло быть правдой.
Пока генеральный прокурор продолжает объяснять, почему он лично возглавляет это дело, я просматриваю доказательства. У них есть собственный свидетель-эксперт – местный терапевт, специализирующийся на душевнобольных, который свидетельствует, что в тюрьме Грейсон будет опасен. Для себя и для других.
Я усмехаюсь.
– Простите? – тушуется Мистер Шэфер.
– Я ценю вашу уверенность, – оправляюсь я, – но эти показания экспертов, подтверждающие, что Грейсон Салливан будет опасным заключением? Мистер Шэфер, при всем уважении, он провел более года в тюрьме без каких-либо дисциплинарных взысканий. Он был образцовым заключенным.
Прокурор прочищает горло.
– Да, образцовый заключенный… в одиночной камере. Без взаимодействия с другими преступниками. Боюсь, что у тюрьмы Нью-Касла нет того же финансирования, что у штата Мэн, чтобы обеспечить необходимый контроль над Салливаном. – Туше. – Вы главный психолог в этой области. Вы часто выступаете свидетелем в судебных делах об убийстве…
Моя спина напрягается. Остерегайтесь людей, которые начинают отвешивать вам комплименты еще до того, как узнают вас – они усыпляют вашу бдительность перед тем, как атаковать.
– И именно вы заявили, что невозможно доказать реабилитацию без предварительного тестирования субъекта в нерегулируемой среде.
А вот и атака. Он сделал домашнее задание.
– Так что вы можете понять сомнения властей. Салливан просто слишком большая угроза, слишком большой риск. – Он громко вздыхает. – А еще есть семьи, доктор Нобл.
– А что насчет них?
– Знаете ли вы, что совсем недавно Верховный суд отклонил постановление об отмене смертной казни в Делавэре? В первую очередь в ожидании этого дела. Это говорит о многом, доктор.
– Это говорит о страхе и невежестве, мистер Шэфер. По моему профессиональному мнению, Салливан не представляет угрозы для кого-либо внутри исправительного учреждения. Он жаждет стабилизировать хаос в этом мире, а в такой структурированной среде он просто отсутствует.
Собеседник выдерживает долгую паузу.
– Я уверен, что, как психолог, вы понимаете необходимость чувства завершения. Эти семьи заслуживают и нуждаются в таком завершении.
Он твердо придерживается своих взглядов. Ничто из того, что я говорю сейчас или скажу на суде, этого не изменит.
– Я глубоко сочувствую семьям. Я всегда стараюсь передать это во время дачи показаний.
– Но это ваша окончательная позиция.
Я расправляю плечи.
– Именно. В противном случае я бы оказала плохую услугу своей профессии.
– Понимаю. Спасибо, что уделили время, доктор Нобл. Счастливого пути!
Звук обрывается, звонок завершается.
Я откладываю телефон в сторону и бросаю взгляд на папку, в которой хранится мой отчет по Грейсону.
Независимо от моих личных ощущений, с профессиональной точки зрения, отправить пациента в камеру смертников – тяжелое бремя для любого врача. Решение суда зависит от моих показаний, жизнь Грейсона балансирует на весах. Вторая попытка обвинения связаться со мной и поговорить только еще больше это доказывает.
Поскольку генеральный прокурор лично выступает за то, чтобы Грейсона приговорили к казни за его преступления, весы правосудия склонятся не в лучшую для него сторону.
Я открываю папку и начинаю дорабатывать отчет. Мой страх полюбить человека, способного на такие зверства, не может стоять на пути того, что я в глубине души считаю правильным.
Скоро Грейсон окажется в сотнях миль от меня. Я никогда больше не увижу его и не заговорю с ним. Чего тут бояться?
***
Звуки из моих кошмаров оживают, когда я вхожу в исправительное учреждение Котсворта. Я стою перед решетчатой дверью, пока охранник проводит по моему телу ручным металлоискателем.
– Чисто.
Он отходит в сторону, и громкое жужжание предшествует лязгу открывающегося дверного механизма. Дверь открывается, и я с силой шагаю вперед, заставляя себя войти в тюрьму. Сунув папку под мышку, радуюсь тому, что эта часть учреждения не граничит с камерами, где меня приветствовали бы свисты и возгласы.
Я попросила о приватном сеансе с пациентом перед его судом. Надзиратель без колебаний предоставил мне эту привилегию.
Меня ведут к другой зарешеченной двери, где второй охранник прикладывает карточку-ключ, чтобы я могла войти. Дверь открывается, и на другой стороне появляется Грейсон. Сердце подскакивает к горлу, свист в ушах на мгновение дезориентирует меня.