Я нарушаю одно из своих правил: в штате Мэн пользоваться только общественным транспортом. Некоторые из самых осторожных и дотошных преступников были пойманы из-за глупого нарушения правил дорожного движения. Банди. Крафт. Сын Сэма. Но сейчас это необходимый риск.
Я никогда не строю ловушку после совершения убийства. Гораздо сложнее придумать историю, соединить все части воедино и создать дизайн, когда убийство завершено. Вы остаетесь с ограниченными возможностями. И массой ошибок.
Это похоже на работу в обратном направлении. Проектирование наоборот. Но мы с Лондон создаем что-то новое — что-то запутанное и гениальное одновременно. Нам придется работать и реализовывать все по мере развития нашей истории.
Признаюсь, несмотря на мою дотошность, меня это волнует.
То, как она светилась, когда рассказывала… Как я могу ей в этом отказать? Даже если я знаю, что шансы на успех невелики. Я подсчитал их. Если мы потерпим неудачу – а, скорее всего, так и произойдет – это все равно будет впечатляющий финал.
В чем заключается ее гениальный план? Привести подражателя к нам.
Для этого нам понадобится достаточно большая приманка. Яркий и блестящий крючок с наживкой, перед которой он не сможет устоять.
Блестящая серебристая рубашка Ларри только добавляет приятную нотку иронии.
Я въезжаю в самую густую часть лесопарка. Уже слишком поздно для прогулок, но никогда не знаешь, когда группа подростков или пара пьяных любовников решат воспользоваться уединенным местечком.
У меня есть десять минут, чтобы обставить сцену.
Достать Ларри из багажника. Прислонить к скамейке. Надев пару латексных перчаток, написать на его груди запекшейся кровью слово «НАСИЛЬНИК». Согнуть его пальцы оцарапать ногтями мою руку. Это необходимо сделать сейчас, до того, наступит окоченение. Затем отогнать машину на гравий и дать задний ход, чтобы уничтожить следы шагов и протектора.
В создании сцены нет никакой похоти – это просто бизнес. Эмоции здесь недопустимы. Здесь нет права на ошибку.
Я еду на машине Ларри в центр города и паркуюсь в пяти кварталах от улицы с ночными клубами. Выбор не особо шикарный, но даже в небольшом прибрежном городе есть какой-никакой кабачок. Теперь у меня есть двадцать минут. Я нахожу бар без камер. Надев отвратительную блестящую рубашку Ларри, я общаюсь с группой женщин в клубе, отпуская уничижительные комментарии, которые они наверняка запомнят. Затем я заказываю напитки себе и женщинам, используя кредитку Ларри. Я закрываю счет и оставляю карту на стойке, прежде чем выйти из бара.
Скажем «спасибо» Ларри за то, что в «Голубом клевере», он расплачивался наличными.
Итак, за тридцать минут я изменил историю местонахождения Ларри. Свидетели опишут мою лицо и яркую рубашку цвета металлик. И это отлично: показания очевидцев часто ненадежны. Полиция предположит, что из-за алкоголя свидетели слепили двух мужчин в одного. Сложат два и два и та-да. Какие они молодцы, что связали подозреваемого и жертву вместе.
Обычно я не возвращаюсь на место преступления, но повторюсь, это необходимый риск. Мне нужна полиция, чтобы установить эту связь. Я выбрасываю рубашку Ларри в мусорное ведро, а затем оставляю машину на другой стороне парка.
Полиция предположит, что Ларри был убит в другом месте и привезен в парк. Это тоже нормально. Главное, чтобы они не решили, что его убили где-то недалеко от Лондон. Она живет в полутора часах езды от Рокленда.
Полиция также предположит, что, учитывая судимость Ларри, он нападал на женщин за пределами своего города, надеясь, что так его будет сложнее вычислить.
Но большая рыба, которую мы хотим поймать – причина, по которой я переживаю все эти неприятности – это сам подражатель. Подражатель должен знать, что я здесь.
Поездка на автобусе до Портленда занимает больше времени, чем мне хотелось бы, а маленькая девочка, сидящая напротив, не перестает пялиться на меня. Она совсем маленькая, с блестящими черными волосами и белой кожей — как миниатюрная фарфоровая кукла. На ее матери грязная униформа официантки, она, ссутулившись на сиденье, отсыпается после ночной смены. Следы от игл усеивают ее предплечье.
– Было больно?
Раздается звонкий голос девочки, еле слышный сквозь рев мотора автобуса.
Я смотрю на свою руку и замечаю выпуклый белый шрам, торчащий из-под рукава толстовки. Я натягиваю манжету на запястье.
– Да, – честно отвечаю я ей.
Она с любопытством наклоняет голову.
– Твоя мама помогла тебе?
Я смотрю на ее мать, что не обращает внимания на то, как ее дочь заводит разговор с незнакомцем. Потом я смотрю на девочку. Ей не может быть больше пяти.
– Моя мама только усугубила ситуацию, – говорю я и придвигаюсь ближе. – Тебе не следует разговаривать с людьми, которых ты не знаешь.
Она яростно кивает, как будто ей уже говорили это раньше.
– Но я знаю тебя. Ты дяденька из телевизора.
Мой рот расплывается в улыбке. Она не сказала «плохой дяденька». Я снова смотрю на ее мать и говорю:
– Ты умеешь хранить секреты?
Она кивает, ее шелковистые кудряшки подпрыгивают.