Unknown

Машина остановилась, и иракцы остались сидеть на своих местах под непрекращающуюся музыку, закурив и продолжив болтать, не проявляя ни малейшего интереса ко мне, лежащему сзади. Истинная причина нашего внезапного съезда с шоссе стала очевидной через несколько минут. Грохот! Неподалеку послышались глухие гулкие удары — по пустыне прокатились огромные ударные волны. Военные самолеты союзников сбрасывали 1000-фунтовые бомбы на ничего не подозревающие иракские цели.

Я долго не мог понять, как они догадались свернуть с дороги, но в моей измученном и растерянном мозгу всплыли воспоминания о зенитных снарядах, устремляющихся в небо. Мои сопровождающие, очевидно, видели это раньше и решили, что осторожность — лучшая часть доблести. Меня это вполне устраивало: меньше всего мне нужен был скучавший в небе истребитель, которому не терпелось поразить цель, но вынужденный ждать, пока его стая бомбардировщиков наводит хаос на иракцев внизу.

Прошло полчаса, прежде чем шум бомбежки прекратился, и мои охранники почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы снова выехать на открытую дорогу. Теперь, полностью проснувшись, я смог оценить свое положение. Мои первоначальные опасения по поводу казни в пустыне развеялись, но это не отменяло того факта, что я не имел ни малейшего представления о том, куда и зачем меня везут.

Автомобиль медленно ехал сквозь ночь, вероятно, со скоростью не более 30 километров в час. Вскоре после первой остановки до нас донеслись звуки возобновившейся бомбардировки, что заставило водителя вновь съехать с главной дороги, однако на этот раз мы не просто свернули на обочину, а продолжили путь по пустыне. Похоже, мы ехали по какой-то колее.

Когда я пытался что-то разглядеть в окно из своего лежачего положения, передо мной нарисовалась огромная серая масса, фасад которой напоминал вершину шестиугольника. Две бетонные стойки, установленные под идеальными углами, поддерживали крышу толщиной три-четыре метра, сделанную из того же материала. Выглядела вся конструкция вполне устойчивой к бомбардировкам. Высота сооружения не превышала пяти метров, но по своим размерам оно явно превосходило «Тойоту». Я не сомневался, что это какой-то военный объект, но какой именно — не имел ни малейшего понятия.

К машине, остановившейся у основного входа, подошли два иракских солдата. После того как они и мои сопровождающие поприветствовали друг друга, начался возбужденный разговор на арабском языке, сопровождавшийся жестикуляцией и тыканьем пальцами в мою сторону. Прежде чем я успел понять, что происходит, задние двери микроавтобуса распахнулись, и меня выволокли из кузова в окружении, казалось, сотен кричащих иракских солдат.

Снова посыпались пощечины, удары и пинки, только на этот раз я был пристегнут к каталке так, что не мог себя защитить. К чести моих охранников надо сказать, они что выскочили и попытались оттеснить толпу, очевидно, понимая, что все может выйти из-под контроля — то, что вначале выглядело как возможность похвастаться захваченным в плен вражеским солдатом, стало стремительно ухудшаться.

Внезапно над моим лицом нависло крупное, толстое лицо иракца, пронзительные черные глаза которого чуть не выскакивали из глазниц от гнева. Он ткнул пальцем мне в лицо и прошипел на ломаном английском:

— Ты для нас ты не мужчина, ты женщина!

После этого он отошел в сторону, безудержно хохоча, и прошло несколько секунд, прежде чем я смог осознать его слова. И когда они дошли до меня, я мгновенно забыл о побоях — мне могло грозить нечто невероятно худшее.

Меня быстро провезли через огромные раздвижные металлические двери, над которыми висел большой портрет Саддама Хусейна, в глубь комплекса, и передо мной начали раскрываться его тайны. Невысокий профиль сооружения скрывал под собой подземный лабиринт коридоров, кабинетов и небольших дорог. Это была подземная военная база, бункер, скрытый от глаз союзных бомбардировщиков, размеры которого были просто непостижимы. В одном из нескольких затененных коридоров моя каталка остановилась.

К счастью, бóльшая часть толпы осталась позади. Из ближайших дверей стали появляться иракские офицеры, и вскоре вокруг меня собралась большая группа, обсуждавшая мое избитое несчастное состояние, шутившая и смеявшаяся. Я был не таким уж и страшным врагом.

Один из офицеров, желая, видимо, продемонстрировать свою компетентность перед коллегами, заговорил со мной на хорошем английском.

— Я был в Лондоне. Замечательный город.

Я глянул на его добродушное улыбающееся лицо: допрос этого человека ничуть не интересовал.

— Скоро вы окажетесь в Багдаде, моей столице. Это тоже удивительный город, полный великой истории и достопримечательностей. Вам понравится ваше пребывание там.

Мой взгляд обежал собравшихся. Я видел на их лицах самые разные эмоции — от простого любопытства до откровенного отвращения и ненависти. Почему-то я чувствовал, что его комментарии окажутся несколько оптимистичными.