Unknown

Мой мозг, кажется, онемел. Как в одном из фильмов Моники, как будто застряла в каком-то цикле обратной связи, он продолжает воспроизводить один и тот же образ — Спайдер и я, голые на его кровати, он жестко берет меня, отображаемый на этом экране как на ладони.

У меня такое чувство, как будто я попала в один из тех порнографических фильмов, которые смотрят парни. Я чувствую себя незащищенной и оскорбленной, и вдруг я снова в Колонии, заключенная в тюрьму в месте, где у меня нет никаких прав, лишенная всех моих чувств, личной жизни.

Отвращение и злость на Рэта кипят во мне, и я иду к бару, желая только одного — побыть одной, желая сбежать из этого жалкого клуба прямо сейчас, убраться как можно дальше от этих людей. Я прикрываю рот, сдерживая рыдание.

Он наблюдал за нами. Рэт, внешне скромный, непринужденный человек, который казался таким милым, наблюдал за нами.

Он смотрел, как мы занимаемся сексом.

Мой желудок тошнотворно скручивается.

Как долго камера находилась в комнате? Рэт наблюдал за мной каждую ночь? Видел ли он меня, когда я разговаривала по Bluetooth с Спайдером и кончала?

Господи, меня сейчас стошнит.

Я вхожу в бар, чуть не сталкиваясь с Ди. Она хватает меня за плечи, поддерживая.

— Эмма? Что случилось?

Я качаю головой и отстраняюсь, почти бегу по коридору к комнате Спайдера. Подойдя к его двери, я слышу торопливые шаги Ди и то, как она зовет меня. — Эмма, что… Рэт, какого хрена ты наделал? — огрызается она. Должно быть, он последовал за мной и столкнулся с ней в коридоре.

Он отвечает запыхавшимся голосом, но у меня слишком громко звенит в ушах, чтобы разобрать его слова. Я протискиваюсь в комнату и захлопываю дверь, запирая ее, чтобы Ди не могла последовать за мной.

Тяжело дыша, я осматриваю потолок, но не вижу ничего похожего на камеру или какую-либо часть потолка, где она могла бы прятаться. За исключением того, что она должна быть где-то там. На экране я смотрела прямо на нее.

Я снова прикрываю рот, дрожа, сдерживая рыдания.

Забравшись на кровать, я снова осматриваю потолок, в трех футах надо мной, но по-прежнему не вижу ничего, кроме светильника, куполообразного, непрозрачного, прикрепленного к потолку.

Жужжание. От него исходит слабое жужжание.

Я поднимаюсь с кровати на ослабевших коленях и спешу к выключателю, щелкая им.

— Спайдер, подожди минутку, — слышу голос Рэта, дальше по коридору, доносящийся из соседнего бара.

— Я только что вернулся, Рэт, что бы это ни было, это подождет.

— Нет, подожди. Что бы тебе ни говорила Эмма, это не то, на что похоже. Я…

Он замолкает, и мне кажется, я слышу, как он ругается.

Ручка дребезжит, когда Спайдер пытается открыть дверь. Звенят ключи, а затем щелкает замок. Я отступаю от двери, когда она открывается, и он проскальзывает в комнату, пряча ключи в карман. В руке у него маленькая сумка.

— Вот ты где, Дикая Кошка. Не могла бы ты рассказать мне, какого хрена все это было? Что, черт возьми, случилось с Рэтом?

Я стою перед ним, дрожа от ярости. Я хотела сказать ему, и все же теперь, когда он здесь, я не могу выдавить из себя ни слова. У меня перехватывает горло.

Выражение лица Спайдера становится жестче, когда он пристально смотрит на мое лицо, мокрое от слез. Он крадется ко мне, мускул на его челюсти подрагивает. — Что, черт возьми, он сделал? — его голос холодный и мрачный.

— Рэт, — прохрипела я, сглатывая. — Он был… Я зашла в его диспетчерскую, чтобы принести ему кое-что… — мои зубы сжимаются, — он наблюдал за нами.

— Что? — он качает головой, выглядя смущенным.

— Он наблюдал за нами. Должно быть, он установил здесь камеру. Я видела, как он наблюдал за мной… нами… занимающимися… на кровати. Я видела нас… на экране.

Я понятия не имею, чего я ожидала от Спайдера, услышав, что один из его братьев по клубу наблюдал за ним в таком интимном действии со мной, в уединении его собственной комнаты, но его реакция даже отдаленно не похожа на это.

Как только произносятся эти слова, глаза Спайдера расширяются. Затем его лицо расплывается в ухмылке, и он откидывает голову назад, издавая лающий смех.

— О, черт, — он качает головой.

Я смотрю на него, мой мозг кипит. Недоверие пробивается сквозь меня.

— Я не понимаю, — возмущение и гнев из-за его небрежной реакции на это вторжение в его, мою, частную жизнь постепенно берут верх, — как ты можешь…

— Ты думаешь, это он все подстроил? — он снова качает головой, обхватывая пальцами мой подбородок.

Я моргаю. — Что? Я не… — я замолкаю, и когда я замечаю блеск в его глазах, страх медленно просачивается внутрь.

— Рэт установил здесь камеры, но это была не его идея.

Я медленно качаю головой. — Нет.

— Это была не его идея. Это была моя.

Я таращусь на него, у меня внутри все переворачивается. — Ты сделал это?

Он просто пожимает плечами. Восторг искрится в его глазах.

— Зачем? — мой голос высокий, напряженный и прерывистый.

— Как ты думаешь, зачем, воровка?