- Тогда я бы не уехал, Кори.
- Ну, и остался бы. - Мы с Бенни вновь смотрим друг на друга, и в груди у меня что-то обрывается, будто я обрела то, что давным-давно потеряла. - В Янгстауне жили люди, которым ты был дорог. А ты развернулся и слинял.
- Я виноват. Я знаю. Но иначе не получилось. Если бы я пришел прощаться, ты бы меня возненавидела, Ренни. Ты бы не поняла.
- Я такой отстойный друг? Не смогла бы поддержать тебя?
- Вряд ли. Я бы наговорил лишнего.
- Что бы ты такое мне сказал, что меня бы испугало? - Я усмехаюсь и поправляю волосы. Они уже достали в лицо лезть. - Ладно, закроем тему. В конце концов, ты уже уехал, и уже прошло три года. Что рассуждать, правда?
- Но мы встретились сейчас. - Неуверенно протягивает он. - Судьба какая-то.
Я хмыкаю и пожимаю плечами. Уилл тоже верит в судьбу, и я, черт подери, понятия не имею, почему опять о нем вспоминаю.
Мы едем часа четыре, и все это время Кори и Бертрам не утихают, болтая о какой-то чуши. Но мне нравится их слушать. Я внезапно отключаюсь и больше не думаю о том, что Бенни изменился, я изменилась, мы стали совсем другими. Я прибываю в иллюзии, словно жизнь не катилась к черту, а мои друзья всегда были рядом и хохотали до слез, хватаясь за животы и сгибаясь в три погибели. Я помню эти дни: горячие и яркие дни, когда ничего не могло испортить настроения, ведь по бокам от меня плелись неумолкающие чудаки. Такое бывает: ты находишь настолько близких людей, что они не просто оказываются рядом, но и проникают в твои мысли, в твою голову. Бенни всегда знал, чего я хочу. Он чувствовал меня, слышал, хотя я рта не раскрывала. Как и Кори. Они подхватывали меня под локти, и мы носились вдоль улиц, будто бы сумасшедшие, смеясь и толкая друг друга, а потом нам непременно попадало от каких-то заплесневевших соседей, но мы посылали всех к черту.
Да. Я помню. Память - скверная штука. Ничего из головы не пропадает, как и слова о том, что Бертрам уезжает. Лишь несколько слов на белоснежной бумажке, скомканной у порога моей двери.
Матовый кабриолет Бертрама рассекает воздух, будто птица. Мы летим вдоль шоссе и оставляем позади шары из пыли. Я улыбаюсь, а Кори неожиданно приподнимает вверх руки, навстречу южному ветру.
- Я птица! - Кричит он, а я хватаюсь за его плечо и свожу брови.
- Хочешь сильнее заболеть?
- Я уже болею, мамочка.
- Станет хуже.
- Знаешь, когда станет хуже? Когда я пойму, что упустил момент.
Я задумчиво наклоняю голову, а он приподнимается, раскидывает в стороны руки и улыбается, словно летит по горячему воздуху и не боится свалиться. Неожиданно я вижу в нем Уильяма. На лице у него такая же сумасшедшая ухмылка, а в глазах - непоколебимая уверенность в том, что безумие - рационально и имеет причины.
Бенни включает музыку, а я внезапно загораюсь, как спичка. Черт подери, Кори ведь прав. Почему нет? Если не сейчас - то когда? Если не я - то кто? Хватит уже бояться себя и своих желаний. Хватит думать. Пора действовать и ошибаться, потому что потом будет поздно, и в итоге я окажусь пустой и ровной, не испытавшей в своей жизни ничего такого, из-за чего кровь стынет в жилах.
Я перекатываюсь на заднее сидение, карабкаюсь по другу и неуверенно становлюсь рядом, расставив в стороны руки. Ветер толкает меня назад, я едва не падаю, но Кори тут же хватает меня за ладонь и тянет на себя.
- Я рад, что ты поехала со мной, Реган, - признается он и улыбается, - без тебя было бы совсем не так, слышишь? Я рад, что ты рядом.
- Я тоже, Кори. - Изо всех сил сжимаю руку друга и кладу подбородок на его плечо. Как же жаль, что некоторых чувств не передать словами. - Спасибо.
- Что?
Ветер откидывает назад наши волосы, звуки растворяются в воздухе, но я жмусь к другу ближе и повторяю:
- Спасибо!
- За что, садик ты мой?
- За все, гаденыш. Просто за все.
- Ты еще и сентиментальной стала? - Он хохочет, а я пихаю его в бок. - Глядишь, так и плакать научишься, Реган!
- Ни за что. И не подумаю!
Парень усмехается, выпрямляется и помогает мне встать на сидении. Меня в разные стороны качает, но вскоре я нахожу равновесие, расставляю руки, и мы с Кори кричим так громко, что горло сводит, а щеки щиплет. Бертрам смеется, поднимает руку, и я хватаюсь за нее, как опору. Так мы и несемся вперед. И я готова так нестись вечно.