Unknown

Кричал я, но он не реагировал, а лишь смотрел в пустоту стеклянными глазами. Аминазин понизил скорость передачи нервных импульсов в головном мозге, и он практически ни на что уже не реагировал. В ближайшие дни он мог разве что существовать. Возбудимость погасили. Я расстроенно опустил голову и пошел на выход. Решетку открыли. Сделав шаг, я увидел перед собой женскую обувь и в ней – человека. Оля смотрела на меня, а ее глаза блестели от накативших слез. Я ничего не стал говорить. Оправдания вызвали бы агрессию, а объяснения – слезы. Молчание стало лучшим выходом. Многим людям стоило бы ему научиться, вместо того, чтобы что-то говорить и пытаться логикой достучаться до эмоциональной стороны человека, которая уже вызвала реакцию.

Мы в тишине ехали домой. Оля проглотила свою боль. Или обиду. Я не знал, что она чувствовала. По-человечески я ее понимал, и мне самому было неприятно от того, что между нами происходило, но я ничего не мог изменить. Даже когда я не хотел ее расстраивать, обстоятельства сами складывались не лучшим образом. Порой я даже ненавидел себя за то, что от моих действий страдали люди. А было уже немало людей на моей совести, которой хотелось освободиться от того, что было бесповоротно сделано. Даже если это другая реальность, то в ней уже все неизменно и навсегда.

В отношениях с женой у меня было пасмурно, но на пороге дома, сходя с ума от радости, меня встречал пес. Он носился, будто случилось что-то невероятное, а я натянуто улыбался, глядя на него и думая о чувствах Оли. Затем повернулся к ней. Обнял. Она на пару секунд замерла, не зная, что делать, после выронила сумку с ключами из рук, обняла меня в ответ и заплакала. Напряжение в ней получило разрядку. Я впервые за долгое время облегченно улыбнулся, понимая, что наконец-то хоть что-то сделал для нее.

Также в молчании мы разошлись. Она занялась домашними делами, стараясь дать мне время и возможность первому заговорить, а я ушел в кабинет, чтобы подумать и прийти в себя. В кабинете ничего не изменилось с моего отъезда. Пройдясь по комнате, я постарался почувствовать, что за человек в нем был. Кругом по кабинету располагался шкаф с книгами. Психология, педагогика, справочники по психиатрии, филология, школьная литература, много книг по медицине на тему нервной деятельности, остеология, физиология, дидактика, менеджмент, маркетинг, политология и еще много всего. Одно прослеживалось однозначно: его интересовал человек, как он функционирует и как им управлять. Были напечатаны речи с корректировками от руки, пометки в блокноте на политические темы. Стояла доска для рисования маркером, на ней синим цветом был нарисован график с осью координат. Стоял штатив, а на столе лежала профессиональная видеокамера. На столе, среди прочего, я заметил ноутбук, которым уже пользовался. Покопавшись в нем, нашел фотографии. Со снимков улыбались счастливые лица, мое и Оли. Фотографии с отдыха на море, фотографии с собакой, с детьми, с каких-то выступлений и тренингов. Человек был явно начитанным и активным.

Продолжая копаться, я наткнулся на знакомую песню. В памяти промелькнули года и моменты, к которым я еще недавно так рвался. Я вспомнил Танину молочную кожу, карие глаза и белые, как чистое облако, волосы. Преимущественно вспоминал школьное время и день, когда мы спустя годы увиделись… она тогда еще боялась ко мне прикоснуться. Голова стала тяжелой от мыслей. Я включил песню. Заиграли знакомые ноты, и, спустя столько лет, я услышал все тот же голос, все те же слова и все тот же тонкий женский вокал, которым Таня пела у меня в голове. Песня тихонько играла, уже не первый раз, я смотрел пустым взглядом, проникая сквозь пространство и время, доставая заветные воспоминания, и потихоньку, с каждым ударом снэра утопал в прошлой жизни, будто доставал воспоминания из далекого сна. Время замерло. Мне хотелось пропеть песню вслух. Не выдержав наплыва эмоций, я потихоньку, вслед за dom!No, начал шепотом подпевать. После первых же фраз услышал голос в реальности:

А помнишь, как вчера мы выбегали под сумасшедший дождь

И весь твой смех был, будто последний день?

Что происходит, друг? Как будто ты не видишь больше в небе звёзд,

и я совру, я вру тебе, что их там просто нет, но!

Я повернулся на голос и увидел Олю. Она дрожала, а из ее глаз текли слезы. Секунду она потопталась на месте, а потом бросилась ко мне, обняла мои колени, прильнула лицом к руке и, все еще плача, прошептала:

– Пожалуйста, ничего не говори, просто побудь здесь, сейчас, будто ничего не было. Даже если ты считаешь себя другим, просто молчи. Дай мне побыть живой. Дай мне побыть с моим мужем…

Все это время играла песня. Каштанов читал текст песни, не зная про нас, а мы застыли, вспоминая тех, кого когда-то любили.

Когда ты не поёшь – у солнца нет причин предъявить восход,

а я боюсь вдруг не заслужить твой взгляд.

Сегодня твой концерт, и ты боялся, что никто не придёт,

Но тысячи рук вновь украдут тебя.