Unknown

– Да, поэтому. Честно говоря, я не понимаю, что с вами. У вас ретроградная амнезия, но не было органических повреждений мозга и по анамнезу не было психотравм. При этом, при наличии ретроградной амнезии, у вас бред, но он не является бредом по своей сути: он не эгоцентричен и не аффективен, то есть идет не из ваших чувств. Вы вообще психически здоровы, вы полноценная личность, также у вас нет диссоциации, как я предполагал. К тому же, для диссоциативного расстройства идентичности, когда две личности существуют в одном человеке, нужно, чтобы происходило переключение и вы считали себя другим человеком, но вы считаете себя собой. Ваши фамилия, имя, паспортные данные, которые вы называли, идентичны.

– Значит, вы мне верите? – спросил я.

– Это значит, что я не могу более держать вас в клинике, поскольку вы стабильны. Прошло две недели, и никаких проблем не удалось установить. Оля уже извещена. Мы вас выписываем. Сегодня вы будете ночевать дома.

– Как дома? – удивился я, понимая, что план рухнул.

– Вы удивлены?

– Ну да, я же оказался здесь почему-то, а сейчас вы меня просто так отпускаете.

– Поймите, Александр, у нас в клинике и так мало мест, а вы не нуждаетесь в лечении. Все, что вам нужно, это покой, чтобы вы начали вспоминать, а дома для этого лучшие условия. Либо чтобы проявилась вторая личность, которая, если и есть, то должна была бы уже проявиться, и мы бы могли говорить о диссоциативном расстройстве. Но этого нет, и потому я не смею вас удерживать.

– Неожиданно, – коротко резюмировал я.

– Я вижу, вы расстроены. Почему?

– У вас хорошо кормят, – ответил я с натянутой улыбкой.

– Очень смешно! – сказал Семен Алексеевич.

Из комнаты я вышел, покинутый надеждой. В этой жизни кто-то явно навязывал свою игру из-за кулис, которых я не видел. Тут все срывалось. Я столько прожил и настолько привык к прошлому, что хотел только назад и, проходя по коридору, уже не замечая взглядов, думал о том, что совсем даже не пытался узнать этот мир. Живу в теле человека, которого даже не знаю. Внешне это я, и глупо это отрицать, но все-таки немного другой. Немного, но это настолько претило, что я перестал что-либо воспринимать со стороны и уперся в одно, замкнувшись только на идее вернуться. Обидел женщину, называющую меня своим мужем. Да и, может, оно все к лучшему? Доживу свой век как нормальный член общества, хороший муж и заботливый хозяин дома.

Мои вещи были собраны. Я стоял у окна и ждал Олю, разглядывая пейзаж, уже выученный за период, проведенный в клинике. С крыши капало. Весна роняла лучи на растрескавшийся асфальт. По дороге шел маленький ребенок с фиолетовым портфелем. Сверху над ним летела черная птица. В этой реальности все было таким же, словно и не могло быть другой жизни вне ее. Было слишком много деталей, которые жили сами по себе. Ребенок, который целенаправленно куда-то шел, птица, которая высоко летела, и лучи солнца, которые перемещались от движения земли по орбите. Жизнь не ограничивалась палатой и коридором до места питания и туалета, а за окном можно было гулять не на десяти сотках огороженной земли, к которым я начал привыкать.

– Ну, что, готов? – спросил меня санитар.

– Угу, – сказал я, дежурно улыбнувшись.

– Тебя выписывают? – взбудораженно спросил пациент. – Его выписывают? Выписывают, да?

– Сядь на место! – строго произнес санитар.

Пациент сел на кровать, качаясь на месте, через силу опуская голову вниз и резко отдергивая вверх, но взглядом держась за меня.

– Не обращай внимания. Он здесь навсегда.

Последняя фраза меня насторожила. Я замедлился, отвлекшись на размышления. Абсолютные понятия порой выбивают из колеи, когда осознаешь, что есть вещи, которые нельзя исправить. Они вроде всего лишь слова, но важно здесь не сочетание звуков, а их значение. И это пугает. Потому что однажды привыкаешь к словам, после которых не следует действий, а потом чувствуешь на себе, что они вдруг оказали серьезные последствия, а ты стоишь как вкопанный и понимаешь, что уже ничего не изменить. И жизнь прошла, и людей не вернешь, и мечты о будущем в прошлом, и человек, которого в себе ищешь, давно стал другим. Ты опоздал жить. Взял билеты на ряд с местами, которых нет.

На последнем барьере, отделяющем мир сумасшедших от мира нормальных, мне повстречался старый знакомый. Его вели из наблюдательной палаты в общую.

– Эй, мужик, слышишь? – произнес я. – Кто меня ждет? Слышишь?! Кто меня ждет? Кто?