Unknown

Спустившись на первый этаж, я прогулялся по гостиной. Сложил на диване оставленный с вечера плед. Убрал стаканы. А когда смотрел, что еще прибрать, взглядом зацепился за фотографию на камине. В рамке за стеклом улыбались счастливые лица. Я взял фото в руки и сел на диван, разглядывая каждый изгиб кожи, чтобы в точности понять все эмоции. На брови был тот же шрам. Родимые пятна совпадали и у меня, и у Оли. У нее была маленькая родинка на шее в виде птички. Придраться было не к чему. Я отклонил фотографию от себя, стекло отблеснуло моим отражением, и я заметил, что в нем что-то не так. Вытащил фото из рамки, подошел к зеркалу и начал разглядывать себя. Но все было тем же самым. Кроме морщинок на лице: они немного изменились по форме. Тогда я взял другое фото и также подошел с ним к зеркалу, а затем со вторым, третьим, четвертым… Морщинки и правда изменились! Это значило, что характер и темперамент стали другими. Если сменится характер, то изменения будут, но незначительные, проявятся в тоненьких морщинках, но если сменится еще и темперамент, то форма морщинок изменится в принципе. Как складки на руке: стоит человеку глубоко поменяться, как все неосновные линии на ладони изменятся вслед.

– Это мы на отдыхе были, помнишь? – спросила Оля, зайдя в комнату и поправляя на себе махровый халат.

– Где-нибудь есть мои старые записи на листе бумаги? Нужны именно от руки.

– Зачем они тебе сейчас? – сонно ответила она.

– Оль, – сказал я, подойдя к ней и взяв ее за плечи, – мне нужны мои старые записи. Пожалуйста!

– В кабинете посмотри, – удивленно ответила она. – Твои же записи.

– Точно! – сказал я, поцеловал ее в лоб и помчался наверх.

Прежде чем взять лист со своими старыми записями, я на чистом листе написал несколько предложений. Затем сравнил. Почерк отличался. Причем он был совершенно другим. Если старый почерк был мелким и петельки смотрели вверх, то мой настоящий был среднего размера и петельки смотрели вниз. Также в старом буква «т» была с подчеркиванием сверху, а у того, что был сейчас, она писалась по-разному: то как печатная, то как прописная, но без подчеркивания.

Я откинулся в кресле, выдохнув:

– Я не сумасшедший…

– Что? – спросила Оля, услышав мой шепот.

– Оля! – воскликнул я. – Сядь!

Она послушно села и уставилась на меня. Ее черные волосы свисали на лицо, а изумрудные глаза ждали объяснений. Все в ней было готово меня слушать.

– Я изменился? По сравнению с тем, какой я был? Я изменился?!

– Что? В смысле?!

– Я изменился после того, как пришел в себя?

– Да. Ты изменился. Ты ешь, как крестьянин, и даже не понял вчера про цвет кампари.

– Как крестьянин? – переспросил я, не поняв, о чем говорит Оля.

– Ну, как быдло! Ты кладешь локти на стол во время еды, а когда ешь, тарелку наклоняешь к себе, а не от себя. И про цвет не понял, хотя сам мне рассказал негласное правило: подавать светлые напитки в качестве аперитива, а тёмные – как дижестив. Я уже молчу про культуру пития…

– Ясно. Смотри, – сказал я, протягивая ей листки с почерком.

– Что это? – спросила Оля.

– Присмотрись!

– Ну… – произнесла она, а после осела в кресле.

– И еще это, – сказал я, протягивая ей наше фото. – Морщинки!

Она осмотрела фото, затем меня. После перевела взгляд на листы бумаги.

– Мне говорили, что ты, возможно, будешь вести себя иначе, но не говорили, что настолько. Ты ведь меня совсем не узнаешь, да?

– Совсем.

Мы немного помолчали. Я хотел дать ей время подумать, прежде чем рассказать свою идею. Она огорченно посмотрела на меня. Вздохнула.

– Мне кажется, я не твой муж. Мы случайно поменялись. Он оказался на моем месте, а я – на его. Поэтому мы так отличаемся. Тело прежнее, да, но психика совершенно другая! Ты же сама все прекрасно видишь.

– Ты в своем уме?! Что ты несешь?

– Оля, посмотри на меня! – Я обхватил ее голову ладонями. – Я совершенно не узнаю тебя. Всю эту жизнь. И ты сама видишь, что я другой! Что-то произошло, когда меня лечили. Нужно повторить процедуру, и все вернется на место. Я здесь чужой!

– Ты хочешь в клинику? – спросила она.

– Да. Нужно все повторить.

– Ладно. Хорошо, – ответила она и с обидой на лице отправилась переодеваться.

– Оль, ты должна мне помочь! Обещай, что поможешь, – сказал я ей вслед.

– Я обещаю, – ответила она, остановившись и повернувшись ко мне. – Ты доволен?

– Да… – ответил я виновато, понимая, что причинил ей боль.

Мы собрались, сели в машину и поехали в клинику. Я сидел на пассажирском сидении и смотрел в боковое окно, переживая о том, как бы не ошибиться, как не умереть, пока будем пробовать, и вообще сомневался, получится ли... О чем думала Оля, я даже не представлял. Столько времени любить человека, а он вдруг заявляет, что он не он, а тот, кого она полюбила другой. Просто какое-то сумасшествие... Я сожалел о своем поведении по отношению к ней.

– Ты уверен, что этого хочешь? – спросила Оля, когда мы подъехали.

– Да, – ответил я, утвердительно качнув головой, – по-другому нам с тобой никак. Мы должны вернуться каждый в свою жизнь.

– Пошли.