Unknown

– Ты ему нассал в желудок! – заливался хохотом Костя. Парни поддержали его словами «фу, позор!» «опущенный!». Это играло мне на руку, потому что вызывало стойкое убеждение в том, что теперь он человек хуже некуда. Но на этом я решил не останавливаться. Нужно было вызвать страх. Сломить волю. Но, осмотревшись, я не увидел тряпки, которая мне была нужна. Я снял футболку и хотел бросить ее на лицо Олега, но Костя меня остановил и снял футболку с Семена. Мы оттащили Олега подальше от лужи, обмыли лицо водой из бутылки, чтобы не так противно было держать голову, затем бросили мокрую футболку ему на лицо. Я начал очень медленно лить воду на футболку. Олег дергался, у него было удушье. Ему казалось, что он захлебывается, но вода не попадала в легкие. Он пытался кричать, но Костя сразу же начинал бить его кулаком по лицу. Я хлопал в ладоши, а затем снова лили воду. Олег снова пытался кричать. Костя снова бил. Я хлопал, затем снова лили воду… Процедура повторялась довольно долго, часа два. Семен все это время плакал. Парни начали беспокоиться, не умрет ли Олег. Я ответил, что вода не попадает в легкие и это насилие разве что психологическое. Но затем на футболке проступила кровь. Мы сразу же убрали окровавленную ткань и подняли Олега так, чтобы кровь отлила к нижним конечностям.

– Да это из-за того, что нос сломан! – сказал Костя, но я понял, что дело в другом.

Олег не сопротивлялся. Практически даже не реагировал. Только дрожал и был податлив на любые команды. Готов был сделать все, чтобы наконец-то истязание закончилось. Я хлопнул в ладоши просто так. Олег дернулся, присев и прикрыв лицо руками. Случившимся я привил ему условный рефлекс, который теперь должен был мучить его долгие годы. Концерты с овациями вызывали бы у него панические атаки.

– Твоя очередь, – произнес я, поворачиваясь к Семену.

Семен не угрожал, лишь пытался бежать. Плакал и умолял ничего с ним не делать. Мне было его жаль, но удар в затылок исподтишка я не забыл. Так сильно мучить его, как Олега, я не собирался, без него Семен не представлял никакой опасности, и потому насилие было разве что в воспитательных целях. Я окунул его лицом в болото, как это делал Олег со мной. Затем вынул. Костя хлопнул в ладоши, я повернулся на хлопок. Олег сжался на земле. Я решил не сдавать назад, потому что от меня ждали определенных действий, и макнул Семена в воду. Затем вытащил. Так мы проделали несколько раз. Олега также не обошли стороной. Костя хлопал, я макал Семена в воду, а братья лили на Олега воду из бутылки. Я не стал этому противиться, потому что понимал, что рефлекс не должен ослабевать в первый же день. Он был нужен на случай, если Олег захочет отомстить. Один хлопок – и он выведен из строя. Можно наносить удары и хлопать. Для нас это было механизмом давления и защиты.

Мысленно я оправдывал причиненную жестокость необходимой защитой с превентивными мерами. Трудно поспорить с тем, что я был прав. Отпусти мы их, ничего особо не сделав, они поймали бы кого-то из нас, и это затянулось бы на месяцы и даже годы, но если сразу навести ужас, то это уже не вызовет никакого желания бороться. Тем более если мы будем вместе. Олега все не любили, и за него бы никто не пошел. Так что мы были вынуждены сделать это, чтобы обезопасить себя, потратить меньше времени, здоровья и отомстить сразу за всех, устанавливая справедливость.

Мы поставили их на колени.

– Еще раз вас вместе увидим – и все повторится, – сказал я. – Кого-то из наших тронете – вернем в несколько раз сильнее, чем было сегодня. Поняли?

– Да-да, – отвечали они.

Данным условием мы их разбивали и делали слабее, чтобы они не могли собраться вместе из-за страха расправы. А еще для того, чтобы иметь явный индикатор: если они вместе – значит, не послушали нас и обязательно будет стычка.

– Теперь идите в воду и плывите на другой берег. И помните: если кто-то из нас пострадает или будет хотя бы обозван – о том, что было, узнают все остальные, – сказал я. Они переглянулись и молча пошли в воду, искоса поглядывая и ожидая ударов. Оправдывая их ожидания, Костя погнал их ударами болта по спине. Братья хлопали в ладоши. Олег и Семен нелепо бежали, пригибаясь. Для нас это, с одной стороны, было смешно: расплата, обидчики получили по заслугам, но, с другой стороны, это было жутким садизмом, который менял не только их, но и нас. Я на какой-то момент испытал дереализацию и посмотрел на ситуацию со стороны, видя в ней вопиющую жестокость. Мне не хотелось такое больше повторять никогда. То ли разумные мысли вернулись в голову, то ли увидел весь ужас сотворенного, от которого хотелось отстраниться, но я испытал отрешенность от ситуации.

Мы пошли по домам и говорили о том, кто как визжал. И тут я заметил, что кого-то не хватает.

– А где Серега? – спросил я.

– Так это, – осмотревшись, ответил Костя, – он домой убежал. Я же говорил, на него нельзя положиться. Он и нам-то помог, потому что я ему в живот ударил. За свою шкуру трясется, будто она кому-то нужна. Подстилка.

– Нам такие не нужны! – ответили братья. Остальные их поддержали.