Unknown

Началась школа, шли уроки, деревья покрывались золотом, небо по-осеннему хмурилось, а мы все ждали… Потом Таня перестала приходить на занятия, как и я когда-то. На уроках я сидел один. Порой поворачивался, чтобы что-то сказать, но рядом видел лишь пустой стул, на котором иногда представлял Таню и как она смеется от моих шуток. Потом отвлекался на учителя, уроки заканчивались, я мчался домой, чтобы кинуть портфель, покушать, и снова бежал к ее дому. Иногда она встречала меня прямо в школе. Бывало, даже на занятиях сидела рядом со мной, когда ее пускали на уроки и у нее было время. Затем настал последний день, когда мы могли быть вместе.

– Тебе тоже сложно подобрать слова? – спросила Таня, сидя рядом со мной.

– Я думал, это только у меня так, – ответил я, взяв ее за руку. Она бросила камень в воду.

– Помнишь, как мы впервые здесь поцеловались? – спросила она, глядя на водную гладь. Я посмотрел туда же.

– Да, помню.

– Саш, я не переписала песню! Ту песню, помнишь?! – вскочила она. – Мне она нужна!

– Песню? – не понял я.

– Мы пели ее, когда были в воде.

– Тань, – я встал и положил руки на ее талию, – ты ее знаешь. Тебе не обязательно ее переписывать. Попробуй вспомнить.

– Не получается, – сразу же выдала она, – я не могу ее вспомнить! – Таня заплакала. Я обнял ее. Она обняла меня так крепко, как никогда не обнимала.

– Я тоже переживаю, – с комом в горле произнес я, понимая, что дело было вовсе не в песне. Это были просто нервы. – Мы же не умираем, понимаешь? Мы живы. Будем далеко друг от друга, но, пока будем живы, у нас будет возможность встретиться, и тогда все вернется.

– А если не получится в этой жизни, – сквозь слезы произнесла она, – мы встретимся в следующей?

– Да, – сказал я, стараясь ее успокоить.

Мы до ночи пробыли вместе. Я ее проводил до дома, а на обратном пути вспомнил, что было в прошлой жизни, когда я точно так же от нее уходил. По пути до дома я ждал, что может что-то случиться, но ничего не было. Я спокойно дошел. Выпил чаю – кроме воды в меня ничего не лезло. Прошелся по комнате, думая, что все… что ждать теперь больше не нужно и почти все закончилось. Время было уже два часа ночи, а я все не мог уснуть. Еще стоял ком в горле, которым я боялся подавиться. Затем вспомнил, что Таня хотела песню, которую мы пели, и я не мог ей в этом отказать: выписал слова из тетради на листок и аккуратно свернул, оставив на столе. Ночь поглотила сознание, и я утонул в сновидениях.

Утром меня разбудила мама, чтобы я шел в школу. Само собой, я не собирался идти туда, а планировал пойти к Тане. Она должна была уехать из дома в 8:00. В 7:00 я пришел к ней. Они еще не уехали. Собирались. Все меня, конечно, уже знали. Я поздоровался и прогулялся с Таней в последний раз, отдал ей лист с песней. Она расплакалась у меня на плече и отдала свой любимый фотоальбом с нашими фотографиями. Каждый шаг к ее дому, где уже ждала машина, был словно ударом кнута по спине. Мы делали очень маленькие шаги, медленно перебирая ногами. Я держал ее за руку и уже почти у самой машины сказал:

– Когда мы станем старше, я на тебе женюсь.

– Я буду ждать, – с улыбкой и красными от слез глазами произнесла она. Затем помахала рукой, села в машину, и они поехали. Я видел, как в окна мне на прощание машут руками. Я махал в ответ и провожал машину взглядом, стараясь в ней разглядеть Таню, но машина заехала за поворот, и сердце у меня чуть не оборвалось. Сбивая сердечный ритм, я побежал со всех сил, чтобы увидеть уезжающую машину, словно мог ее остановить и побыть с Таней еще хоть немного, но, когда выбежал, машина уже скрылась за домами. Они уехали.

Настал тот самый день, который мы боялись прожить. День, когда наша жизнь изменилась. По дороге домой я дал себе слово, что выполню обещание, данное Тане: я на ней женюсь, а если нет – есть целая бесконечность коротких лет, где мы можем быть вместе, несмотря на все трудности школьного периода, который я был готов проживать вновь и вновь, лишь бы хоть ненадолго остаться с ней… Так я узнал, что такое настоящая любовь, о которой все говорили. Так я узнал, что такое настоящая боль.

ГЛАВА XIV

Мне стало пусто жить. Все кругом напоминало о Тане. Да и люди, которые были вокруг, тоже говорили обо мне и о ней. Меня все жалели, девчонки даже пытались подбодрить какими-то словами, но я находился в прострации. Жизнь напоминала существование, и я не знал, как с этим быть. Рукописи, которые могли бы помочь, я не мог читать: у меня не было сил, чтобы просто взять и сосредоточиться. Из рук все выпадало. Оценки окончательно скатились. Мне не до чего не было дела. Когда я приходил домой, то рассматривал фотографии, где Таня улыбалась, глядя на меня. Я плакал, глядя на фото, не понимая, почему чувствую себя такой тряпкой, ведь мужчине не пристало плакать. Сам же Тане говорил, что никто из нас не умирает и мы можем быть вместе. Но чувствовал себя очень плохо и не знал, куда себя деть. Хотелось лезть на стены. Думал даже поехать за ней, но у меня не было возможности это сделать. Я вспоминал о ней и гадал, о чем думает она.