Unknown

После беседы мне показали кабинет, в котором я должен был вести уроки. Я заполнил документы, соотнес план работ с учебным планом, которому нужно было соответствовать по программе, пометил все, что мне нужно было, для будущих занятий. Оставшись в кабинете один и откинувшись от утомления на стуле, я осмотрелся. Бежевые стены выкрашены почти до потолка, зеленая доска, над ней – черно-белые портреты писателей, на стенах – стенды и памятки по правилам русского языка, кремовый линолеум на полу.

– А можно… ой! – произнесла ученица, заглянув в кабинет.

За дверью послышался смех. Затем заглянула другая ученица.

– Здра-авствуйте! – сказала она. – А вы у нас будете уроки вести?

– Здравствуйте, – взволнованно ответил я. – Да, буду. Наверное. Вы какой класс?

– Девятый.

– Да. Буду. У меня седьмой и девятый.

За дверью послышался шепот «я же говорила», «ого», «такой молодой». У меня это вызвало улыбку.

– Если есть время, можете зайти, познакомимся. Хоть посмотрю, кого учить буду, – произнес я.

– Девочки! – произнесла она. – Заходите-заходите, поздоровайтесь!

– Ой, здрасьте! – начали здороваться они.

– Здравствуйте, – произнес я и вышел из-за стола. – Вас много в группе? Ой, в смысле, в классе? Я просто еще не смотрел журнал, не успел.

– Ну, человек двадцать пять… или двадцать четыре.

– Да он ходит!

– Он не ходит!

– В общем, класс немаленький, – улыбнувшись, подвел итог я. – До меня нормальный учитель был? Или так себе? Я никому не скажу.

– Она такая была…

– Злая. Двойки ставила всем.

– Хорошо, что она ушла.

– А вы нам не будете двойки ставить?

– Смотря как учиться будете, – ответил я. – Завышать или занижать не буду, но старания оценю.

Тут прозвенел звонок. Ученицы заторопились из класса, перешептываясь и прощаясь со мной. Встреча меня успокоила. Теперь я был знаком с некоторыми из них и представлял, кого буду учить и какая реакция у них на меня будет. Непроизвольно взглянул на ягодицы уходящих девчонок и одернул себя за то, что посмотрел. Начал прикидывать, сколько им лет, морально ли засматриваться на учениц и все ли со мной в порядке. В голове вдруг возникла туча вопросов на эту тему. Я их сначала допустил для размышления, но затем велел себе об этом даже не думать и не допускать подобного. Меня это пугало, поскольку тема была предосудительной. Школьницы, растление, педофилия… Возник страх: вдруг меня в этом обвинят, как доказать обратное? План я уже больше не мог смотреть. Меня пугали возможные последствия. И как на меня будут реагировать родители? Будут кричать, что не доверят молодому педагогу свою дочку, что я ее обязательно совращу? Или нет?

От этих мыслей ноги и ягодицы учениц начали возникать в голове с большим энтузиазмом. Чем запретнее для себя я делал эту тему, тем больше она старалась воспроизвестись. Фактически, я создал для себя стрессовый вопрос, и он начал вылезать наружу, чтобы я мог его решить, но, вместо решения, я его подавлял, считая, что поступаю правильно. Образы не унимались. Я открыл окно и высунулся наружу, чтобы подышать свежим воздухом и отойти от мыслей. Окна выходили на детскую площадку. Проводился урок физкультуры у младших классов. С третьего этажа можно было разглядеть учеников. Они делали разминку и не замечали меня. Младшие школьники никакого сексуального интереса не вызывали. Это успокоило. Я понимал, что вроде бы со мной все хорошо. Ведь сексуальное влечение к подросткам – это, наверное, плохо… должно быть плохо... Почему нам об этом не рассказывали во время обучения?!

Вернувшись домой, я бросился к компьютеру. Открыл браузер, зашел в поисковик и завис. Я не знал, как сформулировать поисковый запрос. Что искать? В психологии этот вопрос мне не встречался, а во время обучения эта тема вообще не рассматривалась. Между тем, вопрос был важным. Что считать нормой в данном случае, а что нет? Как быть? Сексуальные вопросы я всегда воспринимал волнительно. Постоянно хотел убедиться, нормально ли мое влечение. Возможно, виной тому была неудобная ситуация из детства, где лет в десять меня поймали на детской забаве: я надевал на член головы кукол, которые достались нам в полном мешке игрушек от родственников, у которых была дочь. Меня отругали. Это было несправедливо – ругать ребенка за то, что он даже не понимал.

Вечер поиска ответов на злободневные вопросы прошел безуспешно.