Читаем Unknown полностью

Скотту не нравится смотреть на то, как свободно Дерек ведет себя на кухне.

— Я не против. — Я поворачиваюсь к Скотту. — Хочешь остаться? Дерек готовит отличную пасту.

Дерек ставит кастрюлю в раковину и включает кран.

— Весь секрет в том, что нужно приготовить пасту аль денте и закончить готовку в соусе, чтобы впитался аромат.

— Нет. — Скотт смотрит на меня. — Меня мама ждет.

— Он не собирается тебя травить, честное слово.

Дерек смеется.

— Тогда что мне делать со всем этим белоголовом (прим. перев. — смертельно-ядовитое растение), который я уже нарезал?

— Ты! — Я указываю на Дерека. — Заткнись и не мешай нам заниматься.

Следующие полчаса мы со Скоттом пытаемся расшифровать конспекты, пока Дерек напевает, режет и жарит у нас за спиной.

— Вышел кулинарный шедевр. — Дерек обходит вокруг стола с дымящимися тарелками в обеих руках. — Уверен, что не хочешь попробовать, Скотт?

— Думаю, я лучше пойду.

Дерек ставит тарелки на дальнем конце стола.

— Да, я тоже так думаю.

Скотт захлопывает книгу, хватает свои заметки и рюкзак.

Я смотрю на Дерека.

— Мы еще не закончили.

Скотт засовывает в рюкзак свои вещи.

— Увидимся в школе. — Он даже не смотрит на меня.

Я иду за ним к двери.

— Спасибо. Может, продолжим в среду? Завтра у меня хор.

Его глаза наполнены болью.

— А ты хочешь?

— Шестая глава для меня — полный мрак.

Его боль медленно растворяется.

— Хорошо. — Он понижает голос. — У меня?

— Договорились.

Дерек сидит, уставившись на пар, поднимающийся над тарелкой.

— И как долго это продолжается?

— Ты о чем?

— О персональных уроках.

Я наматываю большой клубок пасты и жую.

— По крайней мере, теперь я знаю, почему ты говоришь, что слишком занята, чтобы поработать со мной. — Он кладет сложенные листы бумаги посередине стола.

Я сглатываю.

— В этом семестре школа сплошной сумасшедший дом. И с экономикой у меня хуже всего.

— Выглядит так, будто тебе нравится проводить время со Скоттом.

— Почему ты был с ним таким не дружелюбным? Я полагала, Скотт тебе нравится и что у меня есть друг тоже.

— Я думал, ты со мной честна. Вытворять что-то за моей спиной? На тебя не похоже.

— Мне что, нужно просить у тебя одобрения на учебу?

Он фыркает.

— Учебу?

— Мы только занимались и на этом все. — Я кладу вилку и смотрю на свою пасту.

Дерек придвигается ближе.

— И что ты делала прошлым вечером или раньше, когда меня тут не было?

— Не самая лучшая тема для разговора. — Я поворачиваю голову и встречаюсь со штормом в его глазах, обрушивая свой собственный. — Это не я держу тебя на расстоянии вытянутой руки. Это не я вечно не могу назначить встречу. Это не я не приглашаю к себе домой свою девушку, чтобы познакомить с родителями. И не я исчезаю с лица земли, ничего не сказав. И не придумываю дикие, несбыточные планы. Не я…

— Прости. — Он кладет вилку, и забирает листы. — Не буду тебе надоедать. — Он встает и оглядывается в поисках куртки.

— И что, по-твоему, ты делаешь?

— Уступаю дорогу. Позвони Скотту и скажи ему, что я свалил. Тогда вы сможете закончить все, что планировали. — Он злится как маленький обиженный мальчик. Совершенно взбешен.

— Никуда ты не пойдешь. — Я смотрю на него. — Просто так от меня ты не избавишься. Сядь и ешь.

Он подчиняется.

Мы оба накручиваем пасту и жуем.

Он проглатывает первым.

— Все очевидно. Я делаю тебя несчастной.

— Не правда.

Он нагибается над столом и касается моей щеки.

— Счастливой ты не выглядишь, Бет.

Я хватаю его за руку и держу её у лица.

— Если ты просто…

— Наверное, перед тем, как станет лучше, всегда бывает плохо. — Он встает со своего стула, и садится рядом.

Я смотрю в его глубокие, измученные глаза, на его лбу видно беспокойство.

— Будет ли лучше?

— Наверно. Но никаких гарантий. — Он встает. — Можешь быть счастлива со Скоттом, я могу исчезнуть.

Я поднимаюсь на ноги.

— Не смей. — Я кладу руки ему на грудь. — Если уйдешь, мне не жить.

— Не надо. Не говори так. — Он берет меня за руки. Его ладони холодные. — Не взваливай на меня такое.

— Поздно. — Я тянусь к его дрожащим губам. — Ты уже влип. — Он позволяет себя поцеловать. — Я предпочла бы быть несчастной, любя тебя, чем счастливой с кем-то другим.

И он поглощает меня в этот момент. Хорошо, что мама держит пол на кухне в идеальной чистоте, потому, что дойти до дивана у нас не получается. Мы падаем и ерзаем по полу, теряясь в поцелуях, словно вернулись обратно в Лозанну.

Я сажусь и снимаю свитер, избавляясь от брони. Лифчик я сегодня одеть забыла. Он смотрит то на меня, то куда-то рядом с собой. Я нахожу его губы и оборачиваю вокруг него ноги. Он целует меня, мое голое плечо, гладя руками по спине. Его губы скользят к шее, затем к горлу. Он прижимает лицо к моей груди. За его кожу я готова умереть. Хочу чувствовать губами его тело. Я растягиваю его рубашку и принимаюсь за футболку.

Он хватает меня за запястья.

— Не надо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза