Унтер-офицер и другие

Мюллер чуть не обезумел от радости. Он бросился обнимать и целовать великана Мишеньку, что выглядело особенно комично, а затем вихрем вылетел из комнаты, бормоча что-то непонятное.

— Ничего страшного не случилось, — заметил майор, когда Адам был уже за дверью. — Поедет домой, да и только… А вас я хвалю…

Я почувствовал, что краснею.

Майор Головкин спросил меня, как я живу. Что мне было отвечать? Постарался перевести разговор на дела, обойдя молчанием свою персону.

Потом я осматривал дом, который занял под полицию. Я обошел его от подвала до чердака. В доме была мебель, о существовании которой я не имел ни малейшего представления… В двух комнатах стояли столы, стулья, шкафы, которые могли нам пригодиться.

Хоть какую-то пользу извлечем из Лугоши. Мерзавец он порядочный, и к тому же друг Реше. А еще он дружил с мельником Келлером.

Я выдвинул ящик письменного стола, начал рыться в многочисленных бумагах. В основном это были счета и бумаги, написанные от руки. Случайно я прикоснулся к штемпельной подушечке, и рука моя моментально оказалась в краске. Я чуть не выругался, хотя зачем ругаться, когда эта подушечка может нам пригодиться. Рано или поздно и у меня будет своя печать… Я уже хотел задвинуть ящик, как вдруг увидел перевязанную желтой тесьмой картонную коробочку. Черт возьми!.. Да ведь это, кажется, картотека!..

Я не верил своим глазам. В светло-зеленой коробочке лежали рядком темно-зеленые нилашистские кресты и тут же был список, в котором стояли имена Иштвана Адорьяна, Ференца Бозаи, Шандора Бозаи, Эрне Фюлеки…

А-а, вот оно что! Господин старший нотариус был нилашистом. То-то его поведение казалось таким странным!

Я не сомневался: мне в руки попал список местной нилашистской организации.

Интересно только, как он оказался в этом столе? Ну ладно, посмотрим дальше. Кто еще состоит в этом списке? Ну, конечно же, господин Отто Лугоши. Ну подожди, попадешься мне в руки, я тебе прямо под нос и суну этот список!

Я искал фамилию Келлера, дважды прочел список, но почему-то его фамилии в нем не оказалось. Не может этого быть! Чтобы Келлер — и не состоял?!

Возможно, он успел вовремя выйти из организации? Такой мерзавец! Неплохо было бы иметь против него конкретные улики.

Утром меня разбудили братья Бубики. Я спрятал картонную коробочку в карман вместе со списком, а ящик стола запер на ключ: вдруг там лежит еще что-нибудь интересное?

Затем пришел Йошка Козма в дырявой бекеше. А позади него я увидел Пишту Тота.

— Пишта! — Я вскочил и обнял друга. — Наконец-то ты нашелся, дружище!

— Я на хуторе у отца скрывался. В тот вечер, когда вы меня искали, мне как раз удалось перейти через линию фронта.

— Это в том аду-то? И не страшно тебе было?

Пишта засмеялся. С лица его не исчезли еще следы побоев. Левое ухо было наполовину оборвано. Но глаза его уже смеялись.

— Как хорошо, что ты здесь! Очень хорошо, дружище!..

— Да, здесь! — Пишта улыбнулся. — Я хочу работать у тебя в полиции: сам понимаешь, у меня есть кое-какие счеты…

— Я тебе обещаю, если эти мерзавцы попадутся нам в руки, ты лично будешь беседовать с ними… Кроме Реше, с которым уже не поговоришь…

— Почему? — удивился Тот. — Его уже поймали?

— Нет. Он как раз хотел бежать, но я его уложил…

И тут настала моя очередь удивляться. Пишта сказал, что я, видимо, еще не беседовал со старым Вадоцким, а то узнал бы, что Реше жив и здоров. Он был всего лишь легко ранен и, придя в себя, бежал без задних ног…

Известие это неприятно поразило меня. Я-то был уверен, что Реше уже нет в живых, и даже немного гордился тем, что отправил его на тот свет.

В этот момент за дверью раздался голос Йошки Козмы:

— Входите же!

В комнату вошло сразу человек пять. Впереди шел Имре Шанта, здоровенный такой детина из путейских рабочих. Вслед за ним — Бела Резлер, которого вряд ли можно было назвать первым парнем во всем Варьяше: было ему лет сорок, виски уже слегка тронула седина, да и профессия у него была далеко не воинственная — цирюльник.

«Не беда, — подумал я, — по крайней мере свой брадобрей будет…»

Среди вошедших был Шани Балог, мой ровесник, Фери Пота, которому было лет двадцать шесть. Последним в комнату вошел сын кузнеца Даниэль, небольшого роста, но крепкий, как и его отец.

Набралось всего десять человек. Это уже кое-что: с такими ребятами вполне можно начать работу.

Коротко побеседовав с ними, я спросил:

— Выходит, все согласны? Ну, смотрите, чтобы потом никаких заявлений об уходе!

Все согласно закивали.

«Как было бы хорошо, если бы с нами был теперь и Фекете», — подумал я, чувствуя, что сейчас мне следует сказать ребятам что-нибудь торжественное, но на ум ничего такого не приходило.