untitled

щал «Студио 54» и преподавал в Йель ском университете. Опи-

сав перед этим яркую дугу на небосклоне поп-музыки, он, каза-

лось, утратил влияние на поп-культуру. Но в 1980 году Геффен

вышел из забвения, основав Geff en Records (оказалось, что ему был

поставлен неверный диагноз и у него не было рака). После пяти

203

убыточных лет Геффену, наконец, повезло с хард-рок-группами

середины восьмидесятых — Whitesnake, второй реинкарнацией

Aerosmith и прежде всего Guns n’Roses. Его компания также сделала

несколько успешных фильмов — «Поздние часы», «Потерянный

в Америке», «Битлджус», «Интервью с вампиром», — а сам Геф-

фен вложил деньги в два чрезвычайно успешных бродвейских

мюзикла — «Девушки мечты» и «Кошки». Но, пожалуй, самым

личным проектом Геффена был фильм «Рискованный бизнес», открывший миру Тома Круза. Геффен сам придумал имидж

Круза для рекламных плакатов — актер в черных очках, майке и

джинсах — стиль, который был торговой маркой Геффена. Геф-

фен также настоял, чтобы финал — в котором герой Круза дол-

жен был в наказание за превращение родительского дома в бор-

дель не попасть в Принстонский университет — переписали. И в

той версии, которую показали миру, он получает хорошую жизнь

и Принстон.

К началу девяностых Эртегун, который все еще много путе-

шествовал по миру и мелькал на страницах светской хроники

воскресного выпуска «Таймс» и все еще был председателем

совета директоров компании Atlantic Records, уже почти не влиял

на то, что происходило в музыкальной индустрии. Между тем

Геффен, сидящий на берегу океана в своих джинсах и майке, с

сотовым телефоном и бульварным романом, глядящий на закат, стал одним из основных законодателей мод ноубрау.

Если Уорхол был Моисеем, то Геффен был Иисусом: он зву-

ком своей трубы обрушил здание «высокой» культуры. Это Геф-

фен остался с Джони Митчел дома, вместо того чтобы ехать на

Вудсток, и был с ней той ночью, когда она написала песню «Вуд-

сток», ставшую знаковой в эволюции «неаутентичной аутен-

тичности» — этого главного товара ноу брау. Это Геффен пре-

вратил калифорнийский фолк-рок в стиль «большой сети», 204

который повторил себя сам уже, наверно, раз двадцать, но все

еще держится крепко. Это Геффен был на обложке «Нью-Йорк

пост» рядом с Йоко Оно, выходя из больницы, где умер Джон

Леннон, ярким солнечным утром в тот день 1980 года, когда

музыка действительно умерла. Это Геффен потребовал от Тома

Фрестона с MTV, чтобы тот поставил в эфир клип никому до

этого не известной калифорнийской группы Guns n’ Roses, став-

шей одним из первых прорывов из «малой сети» в «большую».

Это лейбл Геффена подписал контракт с андеграундной груп-

пой из Сиэттла «Нирвана», ставший примером легкого пере-

мещения между «сетями», которому следуют сегодня группы

вроде Hanson, Juvenile или Kid Rock. А в девяностые годы Геффен, самый выдающийся из всех арбитров поп-культуры, стал одним

из самых выдающихся коллекционеров высокого искусства.

Если Эртегун стоял во главе процесса превращения черной

культуры в модную белую культуру, то Геффен возглавил пре-

вращение модной культуры в новую массовую потребительскую

культуру, для которой не нужно было специального знания, которая могла продаваться (и, возможно, недешево) и в которой

играла существенную роль демография. Глубокое знание чер-

ных корней музыки, которое Эртегун привнес в рок-н-ролл, на

самом деле осложнило понимание фундаментальной эволю-

ции поп-музыки в семидесятые годы — от бизнеса, главными

в котором были история и музыка, к бизнесу, где главными

были имидж и стиль. Геффен, которому все быстро надоедало, наглый, не обремененный знанием истории, зато одаренный

творческим энтузиазмом подростка, соответствовал по духу

аудитории, тогда как Эртегун на это рассчитывать не мог.

Имея личное состояние размером более двух миллиардов дол-

ларов, большая часть из которых была получена в результате

205

продажи компании Geff en Records компании MCA в 1990 году

и последующей продажи MCA компании Matsush ita, Геффен

наверняка был самым богатым бизнесменом за всю историю

поп-музыки. В корпоративном мире глобального развлечения

многие законодатели мод, с которыми я разговаривал, считали, что Геффен — это возврат к эре индивидуализма. Только он был

по-настоящему независим, потому что был самым богатым и

могущественным. Он был «единственным свободным челове-

ком в Париже», говоря словами песни, написанной о нем Джони

Митчел. Джордж Лукас, несмотря на все свои бунтарские фан-

тазии, казался скорее обычным бизнесменом, тогда как Геффен

был настолько независим, насколько может быть таковым зако-

нодатель мод в ноубрау.

«Дэвид не боится», — сказал мне Джимми Айовайн, когда я

приехал в его цитадель хип-хопа в штаб-квартире лейбла Interscope на бульваре Уилшир. Айовайн был еще одним парнем из Бру-

клина, жившим на широкую ногу благодаря поп-музыке. «Мы

все знаем, какой он умный и талантливый, но он, кроме того, еще

и не боится, или если и боится, то не показывает этого. Он всегда