Untitled

Свободные люди оказались самыми полезными в поисках могил солдат Союза. В Чарльстоне, Южная Каролина, они ухаживали за могилами двухсот пленных, умерших там. 1 мая 1865 года под охраной бригады солдат Союза они почтили память погибших, что, вероятно, стало первым в стране Днем украшения. Союз и

Мертвые конфедераты - безымянные в грудах костей, с горечью и нежностью вспоминаемые живыми - все еще порождали ненависть и обиды, которые не собирались быстро таять с наступлением мира.15

Весной 1865 года Конгресс был на каникулах, когда Конфедерация распалась после капитуляции Ли, убийства Линкольна, постепенной капитуляции других южных армий и пленения 10 мая Джефферсона Дэвиса. Определять судьбу Юга предстояло новому президенту, его кабинету, армии и южанам, как черным, так и белым.

Перед отъездом Конгресс принял Тринадцатую поправку, отменяющую рабство, но потребовался декабрь, чтобы достаточное количество штатов ратифицировало ее, и только после этого рабство было юридически ликвидировано в лояльных пограничных штатах Кентукки и Делавэр. Эмансипация по-прежнему оставалась в процессе. Прокламация об эмансипации, бегство рабов и продвижение армий Союза во время войны принесли свободу, но также принесли голод, страдания и смерть многим из тех, кто эту свободу обрел. Федеральное правительство призывало трудоспособных чернокожих мужчин в качестве рабочих и солдат, но часто отправляло их семьи в контрабандные лагеря или вовсе пренебрегало ими. Они умирали десятками тысяч. Свобода, которая сводилась не более чем к возможности продавать свой труд за ту цену, которую готов был заплатить покупатель, была более стесненной, чем представляли себе рабы.16

Весной и летом 1865 года многие южане не желали предоставлять даже такую ограниченную свободу. В значительной части внутренних районов Юга только прибытие солдат фактически положило конец рабству. Возвращающиеся повстанцы, нарушая закон, выселяли жен и семьи чернокожих солдат из их домов.17

Даже после прибытия войск Карл Шурц писал, что южане по-прежнему считали, что освобожденные не будут работать без принуждения и что "черные в целом принадлежат белым в целом". Пока эти убеждения сохранялись, эмансипация привела бы к "системам, промежуточным между рабством, как оно существовало на юге, и свободным трудом, как он существует на севере, но более близким к первому, чем ко второму". Север выполнил только "негативную часть" эмансипации, покончив с системой рабства; оставалось выполнить трудную часть - создать систему свободного труда.18

Весной и летом 1865 года Мэри Чеснат вела хронику превращения Южной Каролины, сердца Конфедерации, в бурлящую смесь слухов, обид, самообвинений, обвинений, ярости и жалости к себе. Элита Старого Юга оказалась столь же непокорной в поражении, как и в дни славы своего восстания. Они поставили практически все на карту, пытаясь создать рабовладельческое государство, "посвященное, - как выразилась историк Стефани Маккарри, - утверждению, что все люди не созданы равными", и проиграли эту авантюру. Армия Шермана грабила и сжигала все вокруг, чтобы показать всю чудовищность катастрофы, которую они породили. Их рабы покинули их и приветствовали янки. Перед лицом всего этого друзья Чесната считали янки варварами, а своих собственных рабов - жалкими и заблуждающимися. Старая элита Юга считала себя жертвой.19

То, что виктимизация, которой они больше всего боялись, не состоялась, ничуть не уменьшило их чувство преследования. Прежде всего, белые боялись мести со стороны своих собственных бывших рабов. Белые южане всегда колебались между утверждением, что с их рабами обращались доброжелательно и считали их частью семьи рабовладельца, и страхом перед кипящим коллективным гневом чернокожих и индивидуальными обидами, которые нужно было сдерживать силой, чтобы они не вылились в месть и возмездие. С освобождением все их скрытые страхи перед насилием возмездия против системы, поддерживаемой плетьми и оружием, стали преследовать их. Южане провозглашали, что эмансипация приведет ко "всем ужасам Сен-Доминго" и Гаитянской революции. Но, как сообщал Шурц в 1865 году и признавали сами рабовладельцы, "переход южного негра из рабства в свободу не был омрачен никакими кровавыми делами, и опасения [по поводу насилия со стороны афроамериканцев]... оказались совершенно беспочвенными". ... оказались совершенно беспочвенными". Насилие на Юге было, но, как правило, от рук белых разбойников, кустарей и непримиримых конфедератов. Чернокожие были жертвами, а не преступниками. Их коллективная сдержанность была поразительной. Чеснат слышала о страхах Санто-Доминго, но в повседневном общении, свидетелем которого она стала, "обе стороны, белая и черная, прекрасно разговаривали". Характерно, что за красивыми разговорами она уловила нечто большее: когда бывшие рабы "увидят возможность улучшить свое положение, они пойдут дальше".20