Untitled

Владельцы должностей также имели доступ к ценной информации и возможность помогать "друзьям", нуждающимся в общественных услугах. Друзья отвечали взаимностью. До принятия закона Пендлтона в 1883 году партии в основном полагались на деньги, вносимые лицами, занимающими должности, и лицами, ищущими работу. Сложившаяся система была одновременно демократичной - Соединенные Штаты провели больше выборов и наделили правом голоса больше избирателей, чем любая другая страна в мире, - и невероятно коррумпированной.15

К 1880-м годам политические машины штатов, созданные для проведения выборов и оплаты кампаний, выросли до огромных размеров. Нью-йоркская республиканская машина, возглавляемая сначала Роско Конклингом, а затем Томасом Платтом, должна была содержать от десяти до тринадцати тысяч постоянных членов на сумму около 20 миллионов долларов в год. Республиканская машина Пенсильвании под руководством Мэтью Куэя была еще больше. Они заставили избирательную систему работать, но ценой немалых усилий. Попытки ограничить один вид коррупции обычно приводили лишь к тому, что партии обращались к другим источникам дохода. Избрание и получение доходов, необходимых для проведения и победы на выборах, для большинства политиков имели гораздо большее значение, чем конкретная политическая программа.16

Непредвиденным следствием закона Пендлтона стало то, что запрет на взносы федеральных рабочих на избирательные кампании усилил зависимость партий от корпоративных денег и крупных доноров. Один из республиканских чиновников призвал партию "подставить производителей Пенсильвании под огонь и выжарить из них весь жир". И они это сделали. Республиканцы собрали гораздо больше денег, чем демократы, и использовали их более эффективно. Они представили выборы как однозначный выбор между защитой и свободной торговлей. Сформулировав кампанию как борьбу за "промышленную независимость", они преодолели углубляющийся раскол между своим собственным антимонополистическим крылом, которое доминировало в Республиканской партии на верхнем Среднем Западе, особенно в Айове, где губернатор Уильям Ларраби взял на себя инициативу по регулированию железных дорог, и такими людьми, как Блейн и Гаррисон, которые симпатизировали капиталу.17

I

Уильям Дин Хауэллс голосовал за Бенджамина Гаррисона, но делал это одновременно с чтением социалистических писателей и посещением социалистических собраний и клубов Беллами, члены которых хотели национализировать "промышленность, ресурсы и распределение" страны. Ирония в том, что Хауэллс, один из лучших американских писателей, посещал клубы, вдохновленные очень плохим американским романом Эдварда Беллами "Взгляд назад", только усиливает иронию в том, что он говорил о социализме и голосовал за Гаррисона.18

В "Взгляде назад" отражены условия, с которыми боролись американцы и которые, пусть и косвенно, нашли отражение в дебатах о тарифе. В романе Джулиан Уэст, как и Хоуэллс, принадлежащий к бостонской буржуазии, заснул в суматохе и конфликтах Бостона XIX века и проснулся столетие спустя в утопическом Бостоне. Серьезные американские идеи просвечивают сквозь ходульный сюжет и дидактические диалоги. Доктор Лите, выступая на заре XXI века, объяснил, что несчастья конца XIX века были вызваны "неспособностью к сотрудничеству, которая вытекала из индивидуализма, на котором была основана ваша социальная система". Беллами перенял у Рыцарей труда настойчивое требование отмены наемного труда и их убежденность в том, что права американских граждан распространяются и на рабочие места. В сочетании с этим он утверждал, вторя авангардным антимонополистам и промышленникам, таким как Джон Д. Рокфеллер и Чарльз Фрэнсис Адамс, что крупные организации более эффективны и производительны и что сотрудничество неизбежно одержит победу над конкуренцией. Все это он украсил всепроникающей ностальгией по демократической армии времен Гражданской войны как идеальной форме социальной организации. В результате получилось общество, которое, наконец, завершило Американскую революцию, демократизировав и социализировав промышленность. Тресты были объединены в один "Великий трест", контролируемый народом. Революционное насилие не потребовалось. Каждый человек обладал компетенцией, хотя никто не был богат.19

Позднее читатели сочтут роман Беллами марксистским, но он был в значительной степени порожден своим американским временем. Он прославлял дом, семью, работу, свободу и равенство в традициях свободного труда, но отделял их от конкуренции. Жизнь была приятной, легкой и культурной. Беллами игнорировал другие проблемы американского общества. Городская среда каким-то образом стала чистой и здоровой, а сельские районы получили скудное упоминание. Фрэнсис Уиллард восхищалась утопией Беллами, которая сняла с женщин бремя домашнего хозяйства, но не изменила гендерные роли, а расовые и этнические противоречия, похоже, исчезли вместе с чернокожими и католиками.20