Untitled.FR11

пес-компаньон, что ему не просто-- можно пройти в ресторан, а не пускать его просто незаконно. Я разозлился сильнее, чем стоило бы в такой ситуации, но беда не приходит одна. Когда я вошел, я был стеснен — хуже некуда. В голове гудели удары, от напряжения подташнивало. Такой важный для меня вечер — и все наперекосяк. В тот миг я не мог отделит! вежливый отказ найти для меня место в ресторане от низких оскорблений в автобусе — или от того, как меня выставили из столовой, не успел я дожевать свой гамбургер, или от того, как владельцы магазинов, которым я доверял, сказали мне, что больше не хотят иметь со мной дела, или от того, как якобы союзники яростно напали на меня с ножами в Аль-Валиде.

Я хотел нормальной жизни. Вот и все. Нормальной жизни. Вторник вселил в меня веру, что я ее добьюсь. И я добился бы. Легко. Но само присутствие Вторника, без которого моя мечта не могла осуществиться, одновременно и отнимало у меня возможность жить, как все.

С этой девушкой мы больше не виделись. После ужина я попрощался, позвонил в транспортную службу и поехал домой (что шло вразрез с джентльменским воспитанием). Она была вежливая и понимающая, но через несколько дней прислала мне мейл, в котором написала, что не хотела бы больше встречаться. Мне и без того было нелегко впервые открыться для общения с человеком. А теперь, после этого позорища в автобусе? После того, как я едва высидел этот ужин? После отказа? С меня хватит.

Атомная бомба взорвалась в моей голове, подпитанная отчаянием и разочарованием, и мигрень была так сильна, что я несколько дней не в силах был поднять_ся с постели. Даже Вторник не мог меня утешить. Но он каждую минуту был рядом, пока я наконец не набрался сил и не выкарабкался из постели среди ночи. Я повел пса в Рэйнбоу-Парк и бросал теннисные мячики о бетонную стену со всей злости, до изнеможения — пока мы со Вторником не задымились, как паровоз.

Только через год с лишним я осмелился пригласить девушку нэ свидание.

ГЛАВА 18

РУЧКА ДЛЯ ВТОРНИКА

И я помню, я заплакал, я стонал и причитал, как старуха.

Я хотел вырвать себе зубы, я не знал, что мне делать. И я хотел запомнить это.

Я не хотел забыть...

Я не хотел забыть.

Полковник Куртц,

«Апокалипсис сегодня»

Наверное, следует объясниться по поводу ручки для Вторника, раз уж из-за нее начался скандал с водительницей автобуса. В конце концов, она же не на меня посмотрела и решила, что я не инвалид, как некоторые. Или что я «недостаточно физически неполноценен», а поэтому не заслуживаю «особого отношения». Это одна из сложностей ПТСР: душевные раны не оставляют видимых шрамов, поэтому со стороны иногда кажется, что их и нет. Думаю, мне «повезло», что из-за повреждений спины и колена приходится хромать и опираться на трость — два внешних признака увечий, полученных в Ираке.

У Вторника внешний признак — это красный жилет, он всегда на ретривере, когда мы идем в людные места.

Это отличает его как собаку-компаньона. После окончания обучения в СКВП я добавил к нему три нашивки: одну от организации «Американские ветераны-инвалиды» («01заЫес1 Ашепсап Уе1егапз», ОАУ], вторую — от «Военной медали Пурпурное сердце» («МШ1агу Огс1ег Ригр1е НеагЪ>, МОРН), третью — от «Американских ветеранов» («Ашепсап \^е1егапз», АтУе1з). Я горжусь своей службой, и эти нашивки показывают мою поддержку таким же ветеранам, как я.

На некоторых собак еще надевают шлейку с большой жесткой ручкой, которая используется вместо поводка. По форме она напоминает верхнюю половину костыля: две продольные рейки, большая перекладина сверху и еще одна посредине, чтобы лучше держать равновесие и контролировать собаку. Вот что хотела увидеть водительница. Такая ручка отлично подходит незрячим или людям с ограниченными физическими возможностями, потому что она короткая, и собака всегда будет держаться рядом. Таким образом пес может провести хозяина через тесные проходы и удержать от возможных падений.

Я никогда не пользовался такой ручкой, хотя у меня серьезные проблемы с равновесием и координацией движений. До покушения в Аль-Валиде я был ловким Терминатором, а после стал постоянно падать, что долгое время приводило меня в отчаяние. В основном дело было в физической травме. Я расплачивался за свою покалеченную спину, из-за этого я и не мог контролировать свое тело. Из-за этого я тянул мышцы на тренировках в 2004 году, и в немалой степени именно из-за травмы спины я разорвал надколенное сухожилие в 2006-м.

И травма мозга внесла свою лепту. Но столь же серьезЛ но повлияло то, что я потерял уверенность в себе. Мищ больше не казался мне безобидным, теперь я не чувствовал себя в нем непринужденно. Я должен был следить за каждым своим шагом, но из-за предельной насторо женности голова обычно кружилась, и я не мог сосредо-| точиться на ходьбе. Ноги отказывались доверять мозгу, и тело восставало. После Аль-Валида у меня было где-то с десяток серьезных падений.