Untitled.FR11

Утвенко приказал ротным санитарам рыть окопы на случай налёта и уже опе­рировал первых раненых. Паша помогала ему, она носилась по большому про­странству риги, отдавая распоряжения полкового хирурга.

Теперь она знает, что спасало на войне: нехватка времени! Некогда было пере­живать. Она помнит первого раненого: молоденький мальчишка с оторванной ногой. Кровавая культя торчит на носилках, но он сам не видит её и только по­вторяет обескровленными губами: «Что со мной?.. Сестричка. Что?»

Белобрысый, глаза голубые. Она взяла его руку, чтобы посчитать пульс, и, уткнувшись лицом в край гимнастёрки, пропитанный грязью, заплакала: этот за­пах земли, смешанный с запахом крови, будет теперь всё время с ней.

«Паша! Не время для соплей! Завтра и нас с тобой убьют! Готовь инстру­мент!» - услышала она грозный голос Утвенко.

Странно, здесь он совершенно перестал матерно ругаться!

С этого момента Паша старалась не вглядываться в страдающие лица раненых. Чтобы успеть им помочь, она должна всё делать быстро. Ящик рядом с перевя­зочным столом быстро наполнялся окровавленными бинтами, портянками, разо­рванными гимнастёрками. Перевязочных пакетов не хватало, и там, на передовой, раны обматывали чем придётся, не обработав поверхности антисептиком.

Как она теперь понимала Утвенко, заставлявшего солдат в мирное время про­ходить науку первой помощи при ранениях! Ведь зачастую бойцы, имевшие ра­нения средней тяжести, гибли от потери крови, инфекций.

Утвенко не прекращал операции и ночью, при свете луны. Керосиновую лампу зажигали, когда луны не было вовсе. Высокие большие окна риги закрыть было нечем, полковой хирург запретил запускать двигатель для освещения. Утром над ними кружила немецкая рама, и результаты этих полётов явились уже после обе­да. В пятистах метрах от них обосновался расчёт крупнокалиберных гаубиц, где с маскировкой, видно, не сильно постарались. Паша впервые узнала, как «поют» тяжёлые снаряды фашистов. Пролетая над ними, они падали, казалось, совсем рядом, земля вздрагивала, и строение риги сотрясалось, как карточный домик. Ра­неных вытащили в траншеи, все укрылись в окопах. Один Утвенко остался возле полевого телефона. Вскоре он вызвал к себе Пашу:

- Паша! Бери двух санитаров и. на животе - к артиллеристам. Кажется, их накрыло! Машину уже туда выслали.

Паша, пригнувшись, бежала к перелеску, за ней спешили два пожилых санитара-добровольца с носилками. Они отстали от неё. Заслышав вой очеред­ного снаряда, Паша падала на землю, закрывая голову руками. После взрыва она оглядывалась и кричала своим помощникам: «За мной!»

Вскоре вой снарядов прекратился, Паша оказалась на краю огромной воронки. Вокруг всё разрыто, орудия раскиданы стволами вверх, вокруг них - засыпанные землёй солдаты. Одного из них взрывом подбросило на короткий лафет перевёр­нутого орудия, и он висел, опустив вниз голову и руки.

На самом краю воронки она заметила шевеление, бросилась туда. Кровавое пятно растекалось по гимнастёрке на животе артиллериста. Быстро разрезав гим­настёрку, она обработала рану, перетянула живот бинтами.

Тем временем санитары обошли позицию: живых больше не обнаружили. За­метив людей на батарее, с поля явился водитель полуторки из медсанбата: опаса­ясь снарядов, он оставил машину в перелеске.

Паша осталась сопровождать раненого, а санитаров отправила в роту:

- Передайте, пусть высылают «похоронку»! - Она глянула на молоденького водителя в замасленном комбинезоне: казалось, что его только что достали из бочки с мазутом - только огненно-рыжие вихры выделялись, словно костёр над чёрными головешками (пилотку он держал в кармане).

- Тебя как зовут?

- Василий.

- Это не ты прибегал в санчасть в Масловке с животом?

- Было дело! - заулыбался рыжий. - А ты медсестричка Паша?

- Не медсестричка, а военфельдшер второго ранга! - вздохнула Паша. - За­крывай борт, поехали!

Раненый застонал на носилках.

- Сейчас, родной! Сейчас я сделаю тебе укольчик! - сказала Паша, забираясь в кузов.

Они тронулись вдоль поля с гречихой. Это была местность открытая, дальше, за поворотом, дорога уходила в лес. Паша тревожно взглянула вверх и, словно в подтверждение своей тревоги, увидела в небе увеличивающийся силуэт рамы.

- Рама! Давай, гони! Гони к лесу! - закричала она, перегнувшись к окну во­дителя.

Разведчик снимал результаты обстрела, и машина на дороге показалась лётчи­ку заманчивой, безответной целью.

По звуку приближающегося самолёта Паша поняла, что их расстреляют, что убежать они не успеют, да с раненым и не убежишь, и она снова закричала в окошко что было сил:

- Рама! Крути, Вася, руль в сторону!

Вася крутанул, она упала, затем поднялась, широко расставив руки, накрыла раненого своим телом. Рёв двигателей самолёта заглушил выстрелы: очередь про­шлась по кузову, она почувствовала, как дёрнуло ногу, увидела дырки в досках пола - щепками больно ударило в лицо.

Рама набирала высоту, и Вася остановился.

- Давай носилки! Айда в гречку! - закричал он, откинув борт машины.