Унтовое войско

Муравьев доносил в Петербург, что после первых заседаний в Айгуне у него сложилось убеждение, что «китайское правительство считает нужным непременно сохранить дружбу с нами, ибо об этом уполномоченный несколько раз упоминал, но что они упорно будут придерживаться прежних столь часто выраженных мнений о пограничном деле и что переговоры могут, таким образом, продолжаться весьма долго. Начавшиеся мои ежедневные свидания с амбанем, а то и с князем продолжались по три-четыре часа утром и вечером. Трудно передать все хитрости и уловки китайских чиновников…»

— Война уже пришла на север Китая, — заявил Муравьев князю И Шаню, видя, что упорство китайских представителей не ослабевает. — Вы потеряли крепость Дагу и порт Тяньцзинь. Англо-французы вынашивают планы захвата Пекина.

— Вы, генерал, рисовали тигра, а получилась кошка. Скоро мы сбросим варваров в море, — ответш князь.

— Поймите… Англо-французы захотят овладеть устьем Амура и берегом южнее его, а мы их не пустим если окажется, по обоюдному согласию, что это земля России.

— Права вести переговоры об Уссурийском крае меня нет, — стоял на своем китайский уполномоченный.

— О чем же думали в Пекине, назначая вас для встречи со мной? — спросил Муравьев.

— Полномочия могли бы и дать, но в Уссурийском крае родина Цинской династии и уступка его России будет сочтена народом нашим за государственную измену, — отвечал И Шань.

— Да там от вашей империи проживают лишь беглые китайцы, — возразил Муравьев. — Учреждений ваших там нет и постоянных жителей от вас тоже нет. А вот русские посты на морском побережье есть и они сослужат службу не только России, но и Китаю. Опять вы, генерал, пугаете нас варварами, — заявил И Шань.

Он особенно досаждал Муравьеву своим упорством. Муравьев знал, что И Шань всех иностранцев зовет не иначе как варварами. Ему доносили, что князь и самого Муравьева именует варваром и он заметил довольно резким тоном:

— Только великодушию нашего монарха обязаны вы сохранением дружественных отношений между Китаем и Россией.

— Еще трудно сказать, кого больше беспокоит присутствие на земле Китая заморских солдат. — Князь улыбнулся и потянулся за трубкой.

— В Гуанчжоу они сожгли пять тысяч домов…

— Война — это война, — вздохнул князь. — Коснешься зеленого — в зеленое и испачкаешься.

— Когда конь будет над пропастью, поздно натягивать вожжи.

Амбань поспешил сгладить взаимную неприязнь между И Шанем и Муравьевым.

— Пусть наша беседа будет полна улыбок, — сказал он. — На чашу весов мудрости поставлено многое. В древности, как гласит легенда, однажды появился на северо-востоке луч света. Богдыхан спросил гадателей, что это значит? Те ответили, что это предзнаменование появления в той стороне великого народа и что через тысячу лет нашему народу придется с ним встретиться и жить в мире и согласии.

— Когда много кормчих, корабль разбивается, — сказал князь.

— Ближнему помогаешь — радость узнаешь, — ответил амбань.

— Что нас держит? Почему мы не можем подписать трактат? — спросил Муравьев. — Пусть сбудутся предсказания древних гадателей.

И Шань заметил:

— Я просил бы вас, ваше высокопревосходительство, не упоминать в трактате, что Амур составляет границу между обоими государствами.

— Отчего же?

Уполномоченный цинского двора улыбался, посасывая трубку.

— Как вы предлагаете?

— Напишите хотя бы так… Левый берег Амура составляет «владение Российского государства».

— Но это же равносильно слову «граница!» — не удержался от изумленного восклицания Муравьев.

Князь, все так же улыбаясь, пояснил, что все пальцы не могут быть одинаковой длины, что они с амбанем не ведают, чем для них это дело кончится в Пекине, что там подозрительно относятся ко всякому упоминанию о государственных границах.

— Для вас, мы полагаем, не составит непреодолимой преграды наша маленькая хитрость, — вставил амбань.

— Нам она может пригодиться, — добавил князь. — Богдыхан раздражается, когда слышит слово «граница».

— Ну, я думаю, что это меня не задержит с подписанием трактата, — сказал Муравьев, все еще не веря, что китайцы близки к тому, чтобы завершить переговоры.

Князь положил трубку, откинулся на подушки дивана.

— И еще вот что… — начал он. — Где-нибудь впишем, ваше высокопревосходительство, что сия договоренность по Амуру предусматривает его защиту от иностранцев. У них на устах шуточки, а за спиной ножи.

Муравьев снова изумился, но сказал как можно мягче и деликатнее:

— Ваша светлость, отдельной статьей проекта договора поставлено, что плавание по Амуру и Уссури дозволяется только судам наших государств, а следовательно, оное и предусматривает защиту этих рек от любой иностранной державы.

— Согласен, ваше высокопревосходительство. Истинно так. Но если бы вы знали обычаи Пекина… — вздохнул амбань. — Там будут предовольны, если мы уточним… Именно уточним, что все сие делается для защиты от иностранцев. Эти иностранцы есть большие птицы. А уж мы-то знаем, что большие птицы не кормятся зернышками.

Муравьев понимающе улыбнулся:

— Будь по-вашему.

Амбань заметил: