Унция или Драгоценное Ничто

Чем ближе они подплывали, тем шире и яснее открывались просторы необыкновенной красоты, в которых Пуп, как опытный исследователь эфира, сразу определил человеческое сердце.

Гондола скользила с небывалой лёгкостью, и он поразился, насколько чиста и прозрачна атмосфера этого сердца. Она превосходила чистоту самых высоких горных вершин. И то, что климат здесь целебный, не вызывало никакого сомнения – благодатные волны пронеслись сквозь пассажиров гондолы, заставив Якоба испытать прилив блаженства, а Мелию счастливо рассмеяться.

Поля пёстрыми коврами простирались всюду, насколько хватало глаз. Тут и там кудрявились островки садов, а сам ландшафт был настолько открытым, что исключал помыслы, требующие тени.

Сделав круг над мерцающим лесным озером, гондола села у подножия гигантского алоэ. Верхушка дерева исчезала в небе, а среди корней могла с лёгкостью поместиться целая деревня.

Пока они шли, листва шелестела комплименты, цветы распускались приветливыми улыбами, и лёгкий ветерок доносил их гостеприимное благоухание. А когда Пуп случайно споткнулся о камень, тот извинился и пожелал ему доброго пути. Воистину, всё в мире имеет своё качество!

Вдоль аллеи, на которой они вскоре оказались, стояли статуи олимпийцев. Интересной деталью было то, что у всех – и дискоболов, и марафонцев, и метателей копья, и борцов – на голове сидел поварской чепец.

Аллея привела спутников в небольшую деревушку. Уютные домики с черепичными крышами утопали в зелени, по мощёным дорожкам с аккуратно выбеленными бордюрами разгуливали откормленные павлины, гуси и куры с цыплятами.

Они поднялись на крыльцо дома, балкон которого украшали цветочные кашпо с фиалками, и Пуп дёрнул шнурок колокольчика.

Дверь открыла совсем юная кареглазая брюнетка, которая назвалась Джульеттой. Говоря с сильным сицилийским акцентом, она поведала, что живёт здесь с мужем уже несколько лет, и что в эти края они переехали, благодаря письму Офелии, которой безгранично признательны.

– Здесь любовь и справедливость не терпят трагических поражений, как на нашей родине, – пояснила словоохотливая красавица.

Неожиданно её лицо просияло, и она бросилась вниз по ступенькам, едва не спихнув гостей с лестницы. Когда же профессор обернулся, Джульетта уже висела на шее изящного молодого человека в шёлковом камзоле с букетом незабудок в руке. Букет он тут же вручил любимой, встав на одно колено. Молодые люди вели себя так, словно не виделись целую вечность, и он поспешил откланяться.

По пути к холму Якоб снова и снова думал о сказочном сердце, в котором оказался. Не будь его, несчастной парочке пришлось бы вечно лежать под мрачными сводами склепа.

– Отчего ты погрустнел? – спросила Мелия, когда цветочное крыльцо осталось позади.

– Я давно знаю этих детей, – он вздохнул. – Их отец сам же их и погубил.

– Отец?

Якоб наморщил лоб:

– Древко Трясущегося Копья, в котором они появились на свет.

– Но зачем же это древко так жестоко поступило? – удивилась дриада. – Моя ольха никогда бы так не сделала. Разве не лучше, если бы они жили долго и счастливо, ему на радость?

– В том-то и дело, если бы он их не убил, они бы не жили. Тогда бы о Ромео и Джульетте забыли уже на следующий день.

– На следующий день?

– После премьеры, – грустно ответил Пуп. – А теперь эту трагедию знает весь мир…

Мелия опустила голову, и было заметно, что жизнерадостная нимфа искренне опечалена.

– Странно у вас, людей, – в её голосе шелестели капли дождя. – Чтобы лишить смерти, надо отнять жизнь!

Идя по деревеньке, Пуп обратил внимание на детишек-мулатов, резвившихся в саду, и подумал, что Отелло с Дездемоной тоже устроились где-то рядом.

На отшибе стояла одинокая хижина без окон, куда профессор постучал из чисто научного любопытства. Усатая великанша в сером халате, ни слова не говоря, провела спутников в дом и усадила на тахту такого же тоскливого цвета. Взяв с подоконника горшочек с алоэ, она протянула его гостям. Взяв другой, стала освобождать кустик от веточек, запихивая их в рот. Великанша ела, закрыв глаза от наслаждения. А Якоб и Мелия, воспользовавшись моментом, удалились – даже вдвоём им стало в этом доме ужасно одиноко.

Чем ближе они подходили к холму, тем отчётливее различали переливчатое и прозрачное здание амфитеатра.

Пройдя мимо красивой древнеримской виллы, утопающей в зелени сада, путешественники оказались перед тропинкой, ведущей на вершину холма. Чем выше они поднимались, тем меньше их тревожили печальные мысли, и они крепче держались за руки.

– Ты чувствуешь? – спросила Мелия.

– Да, чувствую! – радостно отозвался Якоб.

Тропинка неожиданно стала яркой, а затем покрылась звёздной, искрящейся рябью, и они оказались по колено в сияющей воде, текущей с вершины, словно там забил чудесный гейзер. Ослеплённые, ни он, ни она не видели, как холм приподнялся и начал оседать, добавляя в удивительное море ещё больше сияющей влаги.