Унция или Драгоценное Ничто

И тут Якобу подумалось, что циркачи насмехаются над ним уже в открытую, ведь сделано открытие мирового масштаба, такое долгожданное, такое выстраданное, и сейчас самое время ударить во все колокола, а Иеронимус то и дело куда-то исчезает, оставляя вместо себя шутника-ассистента, которому, очевидно, всё до лампочки.

– Там в столе ваша папка, – Пуп устало опустился на диван и стянул сюртук. – В ней всё изложено по пунктам.

Жабон, придерживая трость, стал рыться в ящике.

– Так-так-так, ага, – с любопытством уставился в список. – Пустоскоп, устройство номер два, гм… а что, номер один не работает? – начал с середины.

Профессор ослабил галстук:

– Работает, но теперь есть возможность путешествовать двум исследователям.

– Ага… дальше у нас гондола, которая пока подождёт, так-с, а вот в последнем пункте я вижу пустое местечко. Что, задачка не установлена?

Якоб решил тоже в долгу не оставаться.

– Именно, – он растянулся на диване. – Ведь вы, господин Жабогус, сказали, что уточните её на месте, когда мы пройдём первый слой «пустоты», – добавил от себя.

– Это какой такой «первый слой»?

– Где живут легенды и сказки.

– А на что нам легенды и сказки? – огорчился Жабон. – Нас интересует то, что на самом деле!

– Затем мы попадаем во второй слой, где обитают произведения классической живописи, прозы и высокой поэзии.

– Минуточку, – снова придрался ассистент. – А на что нам высокая поэзия и другая дребедень? Я же сказал – то, что на самом деле!

Профессор принялся протирать очки.

– Поэтому мы долетим до третьего слоя, – он краем глаза поглядел на бесформенное пятно, маячившее на фоне окна, – где живут мысли и желания, ещё ни в какие произведения не оформленные, так сказать, в чистом виде.

– Вот это другое дело! Но для чего они нам неоформленные? – пузан снова надул губы.

Пуп направил линзы в сторону от пятна.

– Вам виднее, – вернул очки на нос. – Тут уж было одно только ваше желание. Кстати, если по третьему слою полетать, можно наткнуться и на него.

Жабон уставился обратно в список.

– Ага, гондола увеличенной вместимости! – удовлетворённо чмокнул. – Это для большой компании?

– Совершенно верно, – Пуп скрестил руки на груди. – Но пассажиров она будет брать уже в тонком мире, потому что контакт в каждом пустоскопе – один.

– Один?

– Нет такой технической возможности, чтобы двум исследователям находиться в одном шкафу. Если, конечно, это не шкаф Манон Леско.

– Кого-кого?

– Во втором слое узнаете.

Жабон согласно закивал.

– Вот тут какой-то проектор-рефлектор, – вернулся в начало списка. – А эта штуковина для чего?

Профессор, глядя в потолок, принялся читать повторную лекцию о проекторе-рефлекторе.

– Ага, ага, – кивал любознательный ассистент, одновременно делая какие-то пометки пальцем в воздухе. – А радугометр вы изобрести можете? – спросил ни к селу, ни к городу.

– Что ещё за «радугометр»? – удивился учёный.

– Определять, какой длины радуга.

Пуп только хмыкнул.

– А радугомпас? – не дав опомниться, огорошил толстяк.

– А это зачем?

– Узнавать, где второй конец радуги, если она ушла за горизонт!

– Ну, это вряд ли, радуга – явление кратковременное.

Жабон тоненько захихикал:

– Ошибаетесь, дорогой профессор, ошибаетесь. Но мне ваша позиция очень нравится!

Сбитый с толку странной речью, Пуп сел, машинально начав изобретать и радугометр, и радугомпас одновременно.

Ассистент поёрзал на тросточке:

– Ну, ладно, а что этот ваш рефлектор отражает?

– Не отражает, а воссоздаёт, – уточнил учёный. – В данном случае, рефлектор – от слова «рефлексия». Он может воспроизвести любой объект тонкого мира. Если чашу поднять, к примеру, на уровень самой высокой вершины Альп, то увидите величие Эпохи Возрождения, почти в полный рост.

– Ну вот, опять! – Жабон поморщился. – Зачем нам эта Эпоха Возрождения, да ещё и в полный рост! И кто эту посудину наверх потащит, вы, что ли, сами полезете на Монблан?

– Так есть же дирижабль, – напомнил Пуп. – Приделайте чашу к гондоле и поднимайте на здоровье.

Сказанное совсем расстроило толстяка.

– Откуда у меня дирижабль? – обиженно пропищал он и стал выворачивать карманы, показывая, что у него никакого дирижабля нет.

Профессор никак не отреагировал на эту новую клоунскую выходку.

– Не имеет значения, – сказал он. – Можно использовать мачту или закрепить чашу под куполом, если будете устраивать шоу на арене цирка-шапито.

– Вот это другое дело! – Жабон вправил карманы и прищурился на Пупа. – А, кстати, с кем это вы намеревались собирать лучи?

Якоб не ждал такого поворота беседы и вскочил, словно в кабинет вошла Мелия. Говорить о своей любви в продолжение всего этого балагана ему не хотелось, но он был интеллигентным человеком и увиливать не умел.

– Она – дриада, – ответил и покраснел.

– И эта ваша нимфа, – Жабон причмокнул, – она красивая?

– Да, – Якоб совсем залился краской, но, словно притянутый взглядом любознательного циркача, взял стул и сел напротив.

– И что же, она у вас одна? – в голосе собеседника появились дребезжащие нотки.

– Естественно, – Пуп поглядел с удивлением, вызванным скорее тембром, чем тоном вопроса.