Унция или Драгоценное Ничто

Так и не дойдя до новенького блестящего замочка, охранявшего сомнения в верности Мелии, он направился к выходу. И тут, на двери, за которой томились страсти по смуглой красотке Медине, ему в глаза бросилась странная надпись. Сделанная чем-то твёрдым и острым, явно не соответствующим его нраву, она гласила: «А не такой вы и гений, профессор!»

Пуп в замешательстве остановился. Отпирать замок и спрашивать собственные страсти, знакомы ли они с нарушителем, было глупо, да и сами страсти, наверняка, ничего путного ему бы не открыли, разве что опять заставили рвать волосы и лить слёзы.

Он спохватился и потрусил наверх, где обнаружил новые следы. Едва заметные бороздки скребли по тротуару в сторону главной площади. По дороге бороздки завернули в департамент собственной безопасности и, проехавшись по всем замкам, вскрыли ящики и разбросали секретные документы по полу. Время от времени следы меняли природу, превращаясь в грязные потёки, словно кто-то, ехавший на огромном гвозде, спрыгивал и топал башмаками, в которых раньше гулял по торфяной грядке.

Якоб стал гадать, не удобрял ли юношеские изыскания трудами чернокнижника по фамилии Торф, но ничего не припомнил.

Из министерства безопасности подошвы пришлёпали в музей собственных историй, где, истоптав солнечную лужайку и замарав пони, вломились в архив. И он с горечью увидел, как незнакомец обошёлся со светлыми картинами его юности, перевернув их вверх ногами и заляпав густой, желтовато-зелёной кашицей.

Но самое печальное открытие ждало впереди, когда он обнаружил, что талисман Мелии похищен из Храма Любви. К чему это могло привести, было известно: каждый, владея колокольчиком, в любое время мог вызвать нимфу из ольхи и сделать с ней всё, что угодно.

«А если это уже случилось?» – мелькнула мысль, и эфирная тюрьма выдала без расписки образ красавца-юноши, сжимавшего в объятьях милую дриаду.

Новый порыв – тотчас лететь к волшебному островку, был погашен образом «вне закона», и профессор для начала решил разобраться с нарушителем.

Вернувшись к гондоле, он взмыл над своим сердцем, меняя частоту наблюдения и фокусное расстояние. И совершенно неожиданно наткнулся на чёрную, как спина зулуса, чужую волю. Одним своим концом, похожим на клешню дальневосточного рукастого краба, она намертво впилась гению в загривок, а другим исчезала в неизвестности.

Застигнутый таким открытием врасплох, Пуп направил гондолу прямо в чёрную трубу клешни и, двигаясь по ней, как поезд по тоннелю, где разом выключили все лампы, оказался в очень странных местах. Что это за объект, он, несмотря на весь свой опыт, сразу определить так и не смог. При изменении фокуса тот становился вытянутым овалом – эдаким кабачком на грядке. Но, в отличие от солнцелюбивого овоща, в таинственный предмет не поступало ни капли света. Учёному даже показалось, что и его собственный свет – а в тонком мире лучатся все объекты – и тот стал исчезать.

Он сменил частоту созерцания и тут же оказался над первобытным, с нависающими свинцовыми тучами, мезозойским ландшафтом. Доисторическое болото с камышовыми островками простиралось во все стороны, отчасти объясняя, откуда взялись торфяные потёки. Тут и там из зыбких островков в грозовое небо поднимались гладкие шланги-кишки, которые подрагивали, перемещая что-то внутри себя.

Искать колокольчик в этих топях было бессмысленно, но профессор не привык отступать. Он поплыл над шевелящейся, бормочущей трясиной и вскоре наткнулся на островок крупнее других. Окружённое зарослями гигантского хвоща, в его центре стояло сооружение, напоминающее древнюю ацтекскую пирамиду. По её периметру возвышались изваяния человекоподобного бегемота, а крышу облепил клубок скользких вен, сливавшихся в толстую антрацитовую кишку, уходящую в тучи.

Привязав гондолу к бегемоту, Пуп, постоянно оглядываясь, вошёл в галерею с изваяниями того же пузатого божка. Лестница круто уходила вниз, и, идя почти на ощупь, он спустился в лабиринт, стены которого просвечивали тёмно-рубиновым. Мрачный коридор привёл в грот с кучами мерцающего хлама, среди которого он с удивлением узнал живописные полотна с осыпавшимися красками и обломки декоративного багета. Соседняя пещера была завалена усохшими каркасами скрипок, скелетами арф, позеленевшими тельцами труб, вперемежку с костями фортепианных клавиш.

Неожиданно среди этого печального мусора что-то блеснуло, и Якоб с надеждой бросился на блеск. Но находка оказалась бриллиантовой звездой-орденом незнакомого государства.

«Insula Patria» – прочитал он на платиновой подковке звезды. – «Родной Остров», – перевёл про себя.